class="p">– Синьор Кастеллаци, Клаудия Кардинале. Клаудия, Сальваторе Кастеллаци.

– К вашим услугам, синьора.

Клаудия смотрела на Сальваторе немного растерянно, но учтивость не отказала ей:

– Очень приятно познакомиться, синьор Кастеллаци.

«Интересно, говорит ли ей что-нибудь мое имя?» Феллини дождался обмена любезностями, а потом вновь взял слово:

– Синьор Кастеллаци, стойте на этом месте и смотрите прямо в глаза Клаудии. В кадр вы не попадете, поэтому от вас не требуется внешней схожести, просто дайте Клаудии партнера. А ты, дорогая, смотри на синьора Кастеллаци, когда будешь говорить реплику. Все ясно?

В общем и целом Сальваторе все понял, но привык делать работу хорошо, поэтому был вынужден задать несколько вопросов о персонажах:

– В каких отношениях эти двое, Федерико?

– Они… хм… Клаудия – муза главного героя, одна из. Он весь фильм ее ждал, и теперь они уехали от всех, чтобы поговорить.

– Они любовники?

– Нет!

Феллини и Клаудия произнесли это почти одновременно. Федерико замолчал, дав актрисе объяснить самой:

– Гвидо… Главный герой не видит ее так. Для него она скорее образ, чем реальная женщина.

Сальваторе кивнул и попытался представить отношения этих двоих. Став восхищенным, уставшим и очень печальным одновременно, он заглянул прямо в большие темные глаза девушки. Откуда-то издалека прозвучала команда: «Мотор!» Клаудия посмотрела на него с грустной смешинкой и произнесла:

– Ты не умеешь любить…

Сальваторе не знал, что главный герой должен был ответить по тексту, поэтому ответил, не произнеся ни слова вслух, то, что чувствовал. «Это неправда, дорогая. Разве не отдавал я всего себя, влюбляясь? Одного греха нет среди моих грехов – я никогда не спал с женщинами, в которых не был влюблен…» Где-то вновь прозвучала команда: «Мотор!» и беспощадная красавица вновь произнесла:

– Ты не умеешь любить…

«Зачем ты мучаешь меня? Да, я часто пользовался женским чувством так, как будто это сухое белое вино. Но все же я не был бессердечным. Беря у них их красоту и женственность, я всегда старался дать им ощущение, что они совершенно неповторимы и уникальны. Я и сам так думал…» И в третий раз оглушающей пулеметной очередью прозвучала команда: «Мотор!»

– Ты не умеешь любить…

«Да, дорогая, ты права. Жестокая моя, безжалостная моя, ты во всем права – я не умею любить. Но разве в этом лишь моя вина? Я никогда не любил потому, что никогда не чувствовал себя любимым. Лишь раз за эти годы я почувствовал хоть что-то, что похоже на любовь, а не на обычную влюбленность, но был разбит. Я вовсе не пытаюсь пожалеть себя, а просто искренне стараюсь объясниться, если не перед миром, то хотя бы перед самим собой».

Глава 16

Дорога на Север

Рим дернулся и медленно поплыл мимо Кастеллаци. Унижая неаполитанца запрятанного глубоко внутри, Сальваторе считал себя вполне полноправным римлянином. Он прожил в столице две трети своей жизни и прочно скрепился с ее площадями и улочками, развалинами древней Империи и седыми храмами.

Родной Неаполь остался в сердце Кастеллаци звуками мальчишеского гвалта, запахом удушливой жары и терпким чувством полного покоя, но Рим гремел для него искрами умерших и еще вполне живых эмоций и ощущений. Теперь Кастеллаци покидал Рим, а вместе с ним и центр притяжения, который скреплял две части Аппенинского сапога во что-то цельное, что, переливаясь на солнце тысячей разноразмерных побрякушек, именовалось Италией.

Сальваторе отвлекся от пространных размышлений и сконцентрировался на конкретике: было утро понедельника, и в Турин поезд должен был прибыть лишь вечером. Сальваторе планировал переночевать в Турине, а после этого взять такси и добраться до Ривольтеллы. Что он будет делать, оказавшись у ворот поместья, Кастеллаци пока не думал.

Километры оставались за спиной. Обширные римские пригороды уступили маленьким городкам Витербо. Расположенные слишком близко к Риму и оттого большую часть истории нежно обнимаемые Папами, города этой провинции пропустили и архитектурную революцию Возрождения и неоклассицизм Галантного века и, даже, волну урбанизации после Рисорджименто. Зато, находясь вдали от бурь истории, ныне они могли показать миру свое средневековое лицо.

Через время Сальваторе распрощался с Витербо и со всей областью Лацио – поезд теперь шел по Тоскане. На первой же остановке в Тоскане – Сальваторе не успел увидеть, что это был за городок – его одиночество было нарушено. Напротив Кастеллаци устроились весьма влюбленные молодые люди. Совершенно худая бледная девушка села у окна, а невысокий парень ближе к выходу из купе. Уже через полчаса он шептал ей развратные глупости, тщетно надеясь, что пожилой синьор, сидящий напротив, окажется туговат на ухо, однако Сальваторе слышал почти все его слова, даже, несмотря на стук колес. В общем и целом, предложения молодого человека не блистали уникальностью. Наиболее интересной его идеей было: «сделать это прямо в аудитории за пять минут до начала лекции профессора Стураро…» Девушка рассеянно улыбнулась – кажется, она была мыслями далеко отсюда, Кастеллаци же едва удержался от того, чтобы сказать: «До начала лекции, это для слабаков, молодой человек. В мое время мы делали это прямо во время лекции!» Однако Сальваторе не стал смущать эту парочку, попытавшись углубиться в книгу, которую взял на дорогу.

Это был роман Альберто Моравиа под названием «Конформист». Прохладная история про молодого фашиста, который терзается собственной обычностью, показалась Кастеллаци самую малость претенциозной, но некоторые моменты очень хорошо смотрелись бы на экране. «Только нужен кто-то из молодых, кто-то, кто не будет слепо тащиться за неореализмом, а использует яркий и полноцветный киноязык, пусть и в ущерб реализму…»

Сальваторе отвлекся от книги и понял, что прошло уже несколько часов. Судя по окружающему пейзажу, они все еще были в Тоскане. Кастеллаци показалось, что он видел указатели на Парму. Молодые люди немного успокоились. Парень задремал, а девушка с серьезным выражением на лице читала книгу. Сальваторе постарался подсмотреть, что за книгу она читает. Это был сборник сочинений Михаила Бакунина27. Кастеллаци улыбнулся – для сборника сочинений книга была тонковата и, скорее всего, представляла собой сборник обрывков сочинений. Впрочем, девушку это не смущало – она читала измышления этого русского анархиста с таким лицом, с каким подростки из богатых семей читают «Илиаду».

Из кармана пиджака спящего молодого человека тоже выглядывала книга. Ее название Сальваторе смог разглядеть лишь частично, но без труда ее узнал – это был «Декамерон»28. Кастеллаци посмотрел на парня немного по-новому: «Неужели за пошловатыми перешептываниями скрывается ценитель Боккаччо?»

Как будто этот вопрос был задан вслух, молодой человек зашевелился и проснулся. Девушка