На крошечной кухне, куда они попали чуть ли не прямо с лестничной площадки, стоял не треп, а гвалт. Из-за невероятной тесноты – кухонька была метров пять, а то и меньше – казалось, что туда набилось человек сто. К тому же народ все время менялся: кто-то выглядывал из комнаты, кто-то куда-то уходил и через пять минут возвращался с кем-то еще – в общем, беспорядочное и живое веселье было в самом разгаре.

– Да-а, девочки, зря я дружка с собой привел! – громко сказал Федька, заметив, что Георгий, улыбаясь, остановился на пороге кухни. – С его габаритами у вас не развернуться.

– Не зря, не зря! – раздалось сразу несколько веселых девичьих голосов. – Мы в комнату пойдем, там у нас просторно, как в гареме. Ой, какой парнишечка хорошенький, рыженький какой! Федь, а, Федь, как его зовут?

– Он уже большой мальчик, сам говорить умеет, – оповестил девчонок Федька. – Ну-ка, рыженький, представься любопытным девочкам.

Не вписаться в такую развеселую компанию было просто невозможно, и уже через пять минут трудно было понять, пришли Федька с Георгием только что или провели здесь сутки, как некоторые из гостей.

Переместились в комнату, которая, несмотря на удручающе низкие потолки, и в самом деле казалась довольно просторной из-за почти полного отсутствия мебели. Здесь стояло только несколько стульев, к одному из которых была прислонена виолончель – наверное, хозяйкина. Правда, на стульях все равно никто не сидел: по полу были разбросаны довольно живописные, восточного вида одеяла и подушки, и гости расположились прямо на них.

Как раз перед приходом Федьки и Георгия кого-то послали за водкой, и в ожидании гонцов хозяйка предложила поиграть во французские жмурки.

– Это как? – заинтересовался Георгий.

Он уже выпил немного водки, которую принесли они с Федькой, залакировал пивом, нашедшимся в хрипящем холодильнике, поэтому настроение, и прежде неплохое, стало у него и вовсе отличным. К тому же девчонки оказались на редкость милыми, и даже их непрерывный звонкий мат не портил впечатления, хотя сам Георгий так и не привык материться при женщинах, даже проведя больше полугода в стенах ВГИКа.

– Ну о-очень просто! – сказала Лолка – по-азиатски узкоглазая, наголо стриженная девушка с сережкой в брови. – Завязываем кому-нибудь из вас глаза, потом все его по очереди целуют, а он угадывает, кто был первый, кто второй, кто десятый.

– А если не угадает? – спросил Георгий.

– Будем целовать, пока не угадает! – радостно объяснила хозяйкина подруга Жанна – не лысая, а, наоборот, с длинными спутанными волосами.

– За что ж именно нам такое счастье? – хмыкнул Федька. – Нет, я не против, конечно…

– Да вы же новенькие! – засмеялась Лолка. – Вы нас не знаете, не сразу угадаете, и мы вас зацелу-уем!

– Ну, Жорик, с кого начнем? – В Федькиных круглых глазах плясали чертики. – Может, жребий бросим?

– С рыженького начнем! – воскликнула лохматая Жанна. – Ну, Федечка, ну, маленький, давай с рыженького? А тебя я и так поцелую, – добавила она и немедленно чмокнула Казенава в губы.

– Эй, девочки, девочки, погодите! – засмеялся Георгий, заметив, что Лолка уже направляется к нему с пестрой косынкой в руке. – Дайте я вас хоть разгляжу, а то как распознавать-то буду? Вон вас сколько, всех и не упомнишь!

– А мальчики, кстати, тоже целовать его будут? – поинтересовался Федька. – Учтите, у Жорика ориентация убогая, старомодная, так что для мальчиков он интереса не представляет.

– Мальчики уже пьяные, – махнула рукой Жанна. – Они и нас-то не целуют, зачем им Жорик?

Два парня, о которых она говорила, не обиделись на ее слова и, кажется, даже не обратили на них внимания. Судя по отрешенному виду, с которым они возлежали на подушках, они были не только пьяные, но и обкуренные и потому казались чужими на этом празднике жизни.

Георгий обвел взглядом девчонок, которые как паиньки уселись вокруг него на полу. Оказывается, их было в общем-то немного, всего человек семь.

– Да-а… – Он картинно почесал затылок, разглядывая этот цветник и едва сдерживая смех. – Звать-то вас как? Ну, надо же как-то обозначать, кто меня поцелуем осчастливит.

– А ты зови, как в «Белом солнце пустыни», – засмеялась Лола. – Абдулла ты наш! Джамиля, Зухра, Лейла, Гюльчатай…

Передразнивая товарища Сухова, она тыкала пальцем в каждую из сидевших кружком девушек. Георгий сразу обратил внимание на одну из них – ту, которой досталось имя Гюльчатай. Правда, оно совсем ей не подходило: она нисколько не была похожа на маленькую смешную девочку, которая играла эту героиню в фильме. Хоть «Гюльчатай» и сидела, по-турецки скрестив ноги, но по ее осанке и развороту плеч видно было, что она высокая и такая, какую принято называть эффектной, а если присмотреться, то и просто красавицей. Лицо у нее было бледное, но именно эта бледность странным образом подчеркивала выразительную яркость всего ее облика – темных прямых волос, ровными крыльями падающих на плечи, больших, чуть удлиненных к вискам черных глаз, прямой резкой челки, доходящей до тонких, вразлет, бровей.

Девушка смотрела на Георгия, чуть заметно улыбаясь. И он обомлел, уловив эту улыбку на ее потрясающе изогнутых губах…

Никогда ни одна женщина так не улыбалась, глядя на него! Да что там – ни одна женщина так не улыбалась ему. Он сразу понял, что эта девушка улыбается не вообще, не от веселого настроения, а именно ему, и улыбается с откровенной, едва сдерживаемой страстью; не понять этого было невозможно. Пожар, который горел в ее темных глазах, словно перетекал в губы, заставляя их жить вот этой отдельной, страстной жизнью.

Поймав его взгляд, девушка откинула назад голову, провела рукой по лбу, как будто поправляя челку, – и у Георгия пересохло во рту и все перевернулось внутри от этого простого и беспредельно чувственного движения.

Он даже про французские жмурки забыл, заглядевшись на нее, но девчонки, конечно, не забыли.

– Ну что, Жорочка, всех запомнил? – Жанна подергала его за рукав. – Лолик, давай завязывай!

Пока они под веселый визг поочередно целовали его, пока Георгий с хохотом разгадывал эту восхитительную шараду, – он ждал только одного поцелуя и, конечно, сразу узнал его. Даже не узнал, а почувствовал всем телом. Сначала ее рука обвилась вокруг его шеи, и он в ту же секунду вспомнил про джунгли Амазонки и про какие-то фантастические лианы; потом он почувствовал на своих губах ее дыхание – горячее, немного отдающее вином; и наконец задохнулся от ее поцелуя – долгого, безоглядного, такого откровенного, словно они лежали голыми в темноте, а не стояли друг перед другом на коленях посередине людной комнаты.

– Ну а это, это кто? – раздались голоса. – Угадывай, угадывай, а то она от тебя не отлипнет, до смерти целовать будет!

Но вместо того чтобы оторваться от ее губ и что-нибудь сказать, Георгий откинулся назад и с восторгом почувствовал, что она не отпускает его – наклоняется, пытается удержаться, но не удерживается и падает на него сверху, не прерывая поцелуя.