за инфлюэнцей, простатитом, за гребаным моби-диком среднего возраста. И только изредка прижимать лицо к затертой карте и целовать солеными губами то место, где, возможно, находится наша родина. Все бы лучше было, чем жить без счастья и веры. Хотя, какое может быть счастье, когда от покоя и воли так сильно болит голова?

Часто ходили к тебе на могилу. Последний раз на кладбище напились в стельку с Пьером и Бузинским. Домой ехали на такси и страшно пахли. Пьер через каждые пятьсот метров просил остановить, дико извинялся и, покачиваясь на ветру, мочился с обочины дороги вниз в какой-то бесконечный провал, который разделял полотно дороги и крестьянские наделы за ним. Из провала вылетали демоны декабря и хохотали, глядя на нас, тыкали в Пьера коричневыми прокуренными пальцами, от их визга и шума крыльев таксист начал нервничать и озираться по сторонам, но нигде ничего не видел, сколько ни глядел. Вокруг простирались просторы озимых полей, бесприютные грачи блуждали в низких серых тучах, что-то напевало глупое радио.

— Какая тупость, — глухо повторял все время Бузинский, плотно прижав ладони к лицу, — какая тупость! Зачем, скажите мне, зачем он умер?! Он же был моложе меня!

— Вытри сопли! — зло сказал я. — Смерти нет!

Ты знаешь, Павел, в последнее время он совсем не мог употреблять, наш славный Бузя! Да-да, плохо переносил, и все такое. Постаревший кандидат, в помпезном костюмчике, в смешных брючках в рубчик, с круглым животом, но имеющий молодую любовницу. Так странно. Зачем она ему нужна? Что может быть бессмысленней и тоскливей?

— Зачем, скажите мне, зачем?! — повторял он.

— Не морочь мне голову! — сказал я, вытащил из кармана пальто непочатую чекушку дешевого крымского коньяка и предложил Пьеру. Он отказался. Тогда я выпил ровно половину, закурил и стал тихо глядеть в серое заляпанное окно такси.

Мы, кажется, только-только стали отъезжать от обочины, тут это и случилось. Не знаю, откуда вырулил этот самосвал и куда потом делся. Но какая теперь разница.

2

Зачем ты пришел? Маня, пусти, ну пусти, ей-богу! Мы Павлика поминали! Ну вот и иди туда, где поминали! Вы его каждый день поминаете, откуда только здоровье берется! Зачем пришел ко мне?! Иди к ней! Ну Маня! Я не могу к ней! Ага! К ней ты не можешь, а ко мне можешь?! Да, Маня! Да! К ней не могу, а к тебе могу!

Это что, такой особый род мужской избирательности? К одной ходить только трезвым, а к другой только пьяным? Ничего ты не понимаешь! Это без сомнения! Если бы я хоть что-нибудь понимала, никогда, никогда не пустила бы тебя ни сейчас, ни тогда! Если бы я… Ноги вытри, свинья!

Ты говоришь в рифму, милая! А у тебя есть, что поесть?! У меня всегда есть, что поесть! Тебя что там не кормят? Нет, не кормят. Я в ванную пойду. Сделай милость. И не кури там! Хорошо, не буду…

Слушай, ты почему не бреешься? Ты понимаешь, что с тобой невозможно целоваться? Чего это? Да колючий, колючий же ты, гад! Какой же ты все-таки колючий! Сколько ты у меня уже не был? Год? Два на Пасху было. Какой ужас! Нет, правда, какой же ты все-таки колючий и невозможный! Колючая моя глупая, глупая голова! Ты такой колючий, как… Как кто? Как свинья! Мань, а ты не целуйся со свиньями и тогда тебе не будет с чем сравнивать. Это ты так пошутил? Да, это я так пошутил. Мудак. Все может быть, но я бы не стал так категорично. А что бы ты стал?!

Слушай, Маня, дело не в этом. Я тебе, что хочу сказать. Что? Ты знаешь, куда после смерти уходят умершие? Бог ты мой, какой разговор в постели! Ты еще со мной о Канте поговори! И куда, по-твоему? А ты, как думаешь, Мань?! На небеса, куда еще! Ясно, что на небеса! С чего это ты вдруг? Под впечатлением от пьянки с приятелями? Да причем тут, на хрен, они! Хотя, да, причем, конечно. Но дело не в этом! А в чем?! А в том, что не на небеса! Что не на небеса?! Умершие уходят не на небеса! А куда? В одну деревню тут на побережье. Ты в своем уме? Ты что мелешь?!

Слушай, Маня, я тебе серьезно говорю. Вот послушай меня… Ты серьезно, что ли?! Бедный ты мой! Это ж что она с тобой такое сделала, что ты… Мань, помолчи, а? Ну помолчи, не будь глупее, чем ты есть. Стоп! Стоп, я сказал! Сиди на месте! И голову снова положи сюда. Вот, молодец! Я тебе серьезно говорю, Мань! Я видел, понимаешь!

Что ты видел? Этой осенью сам ездил по всему побережью. Много денег? Да какие там, Маня, деньги. Да и дело-то не в этом. Потянуло что-то. Ну, день там поживу, день сям. Нигде подолгу не останавливался. Бабы, конечно! Ну и бабы… Маня, не перебивай меня, а? Какие у меня бабы? Ты посмотри на меня внимательно! А че, ничего еще мужчина! Я бы с таким не против! Ну так то ты, Мань. А что я, хуже других, по-твоему? Ну причем тут хуже или лучше?! Ты другая, Маня. Тебе, Маня, просто мужики хорошие не попадались. Ну ты и свинья!! Ну все, Мань, дай мне досказать, а?! Я ж не много прошу!

Ну вот. И набрел я на поселок в тридцать дворов. Понимаешь, песок кругом, солончаки какие-то, камыш стеной стоит до горизонта. Море бурое с желтым до самого солнца уходит. Такие смешные домики прилепились на холмах и у самого берега. Ничего не боятся, заразы! Строят на песке, не глядя на Евангелия. Солнце, ветер. Приехал, флигель снял. Чуть больше курятника. Спросил у хозяйки, где вина можно купить и пошел по улице. А деревья низенькие, виноград поздний, козы ходят какие-то, кошки, собаки спят в нагретой пыли. Светло-желтая земля, глина. Подошел к магазину. Смотрю, у пивной бочки мужики толпятся. Думаю, выпью для затравки пивка холодного, а там дальше видно будет…

Пару шагов сделал и остолбенел. Стою, хочу кричать, а не могу! Руки и ноги отнялись! Что такое? Мой дядька покойный пиво стоит в сторонке пьет. Чистит, понимаешь, бычка, кусок в рот положит, пригубит. И так вдаль смотрит задумчиво! Так ты обознался. Знаешь, сколько похожих людей в мире? Ты просто устал. Тебе нужно хотя бы немного пожить спокойно, понимаешь, спокойно!

Да. Спокойно. Подошел к нему.