И правда, на 46-й секунде за Сашиным ухом на стене качается тень, это я танцую головой.

Так я попал в мировой кинематограф.

* * *

Маша достигла новых вершин в изобретении хитровыгнутых вопросов.

Передаю прямую речь:

– Папа, а наш кот уже думал о неизбежности грядущей смерти? И если да, то уже успел смириться?

Уверен, что да. Прыгать со шкафа мне, спящему, на мою спящую спину, может только глубоко смирившийся кот.

Маша привела какие-то непостижимые для простых сантехников расчёты. По ним выходит, будь он человеком, ему было бы 10 лет. А Маше только 8. Поэтому сама она успела лишь осознать, но пока ещё не приняла. Но планирует в ближайший месяц.

Чтобы отвлечь растущий организм от декаданса, я сказал: если немецкий не будет выучен за час, возьму ремень, и смирение наступит уже сегодня. И простые детские заботы (как бегать вокруг стула с такой скоростью, чтоб стать неуязвимой, например) прогонят мысли о краткосрочноти цветенья вишен.

Тогда Маша взяла лист, написала семнадцать русских слов и семнадцать немецких. И нарисовала рядом меня, хоть меня не задавали. Это прикладное детское шаманство, рисовать ужасное не страшным и, тем самым, избежать.

На картине я представлен добрым египтянином, с глазом вбок. Я небрит, улыбчив, у меня коротенькие лапки, вторичный признак дырявых зубов.

С точки зрения психологии это значит, меня здесь никто не боится.

* * *

Володька взял и умер. Гуляка, бабник, я люблю его. Второй день реву, как восьмиклассница. Это самый идиотский подарок мне на день рождения – умереть. Я и не собирался праздновать, сорок не празднуют, и совсем не обязательно было вот так.

Дорогой русскоязычный читатель, ты не представляешь, как все тут любят Володьку, жена и другие женщины, которым его не досталось. Они все знали друг про друга и ночами плакали от счастья, что он такой, хоть и не с ними.

Он вдруг скинул аккордеон, выбежал на улицу, стал кричать, как приличные люди никогда не кричат, потом потемнел и сник. В «скорой» был уже без сознания и через два дня всё. Божье чувство юмора ужасно неисповедимо. На мой взгляд, в мире полно более достойных персонажей.

ТАМ, в СИРЕНЕВЫХ СУМЕРКАХ, из тех, кого люблю-люблю, у меня бабушка, и теперь вот Володька. Если я туда перееду, пусть меня встретит он, а не косматое чудовище Пётр.

Мы обнимемся, он скажет – пойдём, споём чего-нибудь, а потом познакомлю тебя с Наташей (иногда кажется, в любой точке вселенной Володьку ждёт своя отдельная Наташа), и ещё, тут в одном месте такие чебуреки, до слёз. Я обзову его свиньёй, что бросил меня одного, и всё опять наладится.

* * *

Кто выбросит ёлку в январе, тот параноик. И жалкий раб порядка. Решительный хозяин сушит ель до образования хрустящей корочки. Это единственный способ однажды в марте засыпать зелёными иголками коридор, лестницу и ещё в дверных проёмах насыпать холмики.

Хорошо выдержанная ель к мусорнику приезжает гладким рыжим скелетом. Подмести за ней подъезд не сложно, это каких-то сто тысяч взмахов веником. За время подметания можно подружиться с соседями, соскучиться по домашним. А некоторых даже забыть и потом по любви жениться на незнакомке, удачно проживающей в вашей же квартире.

Кроме социального, никакого смысла в подметании лестниц нет. Всё равно иголки будут выползать из ниоткуда, как умирающие, но в целом бессмертные тараканы. Это их романтическая миссия – до августа напоминать про последний ёлкин путь.

Есть, впрочем, старый индейский способ – бросаться ёлками в окно. Мало кто знает, как исполнять эту традицию.

Одни говорят, надо дождаться темноты и со словами «господи, я не виноват» швырнуть ёлку два раза в батарею, потом уже попасть в окно. Если окно было со стеклом и закрыто, гадание на ёлке считается законченным. Если всё выбито ещё в том году, ответ на вопрос нужно искать в подсказках с улицы.

Другие, наоборот, говорят, ёлками в окно бросаться надо по направлению в квартиру. Благо, немало этих красивых деревьев сейчас набросано по мусорникам.

Вот Оленька спрашивает: зачем ты, Слава Сэ, ахинею пишешь?

А у меня Лялька заболела, сижу дома, варю макароны, смотрю, как стиралка внутри себя узоры из простыни складывает. Час уже, а красиво ни разу не получилось. Рожать литературу при таком засильи быта стратегически неверно. Другое дело наплести, как ёлка высохла, отопление подорожало, маринады съедены и, в целом, зима состоялась.

* * *

Наш санаторий снаружи, как дворец. А изнутри, как брошенный амбар под Пензой. Темно в нём, сыро и одиноко. Лишь шакалит по коридорам индийский миллиардер. Не призрак, живой.

Вот однажды спускается миллиардер в заповедные санаторные подземелья, а там лично я сижу на ведре, курю. Испугал меня, конечно. В чёрном-чёрном подвале вдруг чёрный-пречёрный миллиардер, такое не сразу забудешь. Подходит, вежливый весь, спрашивает по-английски:

– М?

В переводе с английского «М» значит:

– Я купил санаторий за два сундука денег. Я мечтал сотворить здесь прохладный рай, чтоб из Индии на лето прилетать с индюшатами. Но в вашей стране никто не делает евроремонтов «под рай», три строительных конторы расфигачили годовой бюджет Камбоджи, а тут по-прежнему пусто и тёмно, как в амбаре под Пензой. Меж тем ваше правительство сказало мне по телефону:

– Оставишь на зиму памятник без отопления, заставим ещё и тюрьму купить, не сидеть же тебе в государственной. Через час приедет комиссия по насыщению латвийских каторг индийскими миллиардерами, что мы скажем ей, о величайший из сантехников, владеющих искусством курить, сидя на ведре?

…Так спросил миллиардер и посморел мокрыми индийскими глазами на меня и на окружающий мороз. И столько было внимания, столько ласки в его «м?», что я ответил развёрнуто:

– Я тут развесил семь километров труб и полтыщи радиаторов. Я вдохнул два мешка цемента, и теперь меня не берёт кокаин. А в вашем подвале болото по пояс, и кто-то плавает в нём, скользкий, опасно толстый. И варить трубы там очень страшно. Особенно когда кто-то в темноте осторожно кусает за попу.

Ещё вода в кране пахнет мезозоем, и химики компании «Липтон» не в силах превратить её в чай. Только в чачу. Огромные местные крысы отнимают у нас, что захотят. Даже обрезки труб, говорят, что на зубочистки. Нас они не жрут, потому что сантехники мельче коров и визжим, если укусить.