Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Баба, не обрабатывай меня! – попросил я.
– Прекратятся эти кошмарные дежурства, когда мы с дедом всю ночь не спим и ждем тебя с валидолом в зубах.
– Ну, никто не виноват, что вы – комедийные персонажи. Не налегай на меня, пожалуйста, позвоночник хрустнет.
– Ну, хорошо! – решительно сказала баба. – Зайти-то ты можешь к этому человеку, поговорить?
– Зачем?
– Может, тебе там приглянется…
Я молчал, продолжая рисовать одной линией клыкастые морды.
– Саша! Ради меня!
– Сказал – не пойду, значит, не пойду! – буркнул я.
За моей спиной воцарилась пауза, полная оскорбленного достоинства.
– Ладно, Саша, – сказала баба, смиренно вздохнув, – тебе видней. Может, действительно, не стоит. Может, в этой милиции твое призвание. Ладно, не ходи.
– Ну, хорошо, пойду. – Я просто не вынес ее горя.
– Зачем, Саша, если душа не лежит?
– Сказал – пойду, значит, пойду! – буркнул я.
Баба замерла за моей спиной, еще раз контрольно вздохнула, чтобы я не вздумал забыть о ее горестной озабоченности моей судьбой, поцеловала меня в макушку и вышла.
* * *
Cекретарша – глазастая, с милым носиком и округлым подбородком, – этакая Ярославна, стриженная под пятиклассника, княжила на государстве телефонных аппаратов. Она манипулировала цветными трубками с потрясающей ловкостью, и этим напоминала уличного регулировщика с большим стажем.
Я спросил у нее, кивнув подбородком на дверь кабинета:
– У себя?
Cекретарша почесала карандашом в мальчишеском чубчике и спросила буднично:
– А вы кто?
– Я по поводу устройства на работу. Юрисконсультом.
– А, – сказала она, – сейчас… – Поднялась и ослепила меня разрезом на джинсовой юбке.
«А что, – подумал я, – может, и вправду остаться здесь работать?»
Она выглянула из кабинета и так же буднично сказала:
– Заходите.
И я вошел в вольер ко льву. Лев восседал за нескончаемым, как посадочная полоса, столом, положив лапы перед собой, как египетский сфинкс. У него была массивная морда с жесткой всклокоченной гривой, по обе стороны мясистой переносицы самостоятельно и проворно жили глазки-себе на уме.
Я поздоровался и назвался. Он, не поднимаясь, качнулся мне навстречу и сказал:
– Так. Алек-сандр Ни-ки-фо-ро-вич… – Он тщательно проговаривал все буквы моего нестандартного отчества, казалось даже, добавлял где-то в середине два-три лишних слога и любовался, как это славно получается. Наматывал мое имя-отчество, как ленточку серпантина, на палец. – Значит, Александр… Никифорович… Не слишком ли вы молоды для нас?
– А что? Вообще-то у меня диплом с отличием… – почему-то возразил я, как будто и в самом деле стремился во что бы то ни стало устроиться под его львиной лапой.
– Да? Ну, добро, добро. Здесь вот какая штука, Александр Никифорович… Вы где работаете?
– Я работаю следователем отделения милиции Кировского района, – ответил я, стараясь глядеть на него пристально, тем самым внушая уважение к своей кандидатуре.
Он хмыкнул, запустил тяжелую лапу в жесткую гриву и поскреб там.
– Ну и как? – спросил он. – Всех переловил?
– Кого? – тупо спросил я, продолжая сверлить льва взглядом дрессировщика.
– Да, ну ладно… – спохватился он, – у нас, Александр Никифорович, видите ли, семь надомников в разных концах города, но это меня совершенно не устраивает. Нужен юрист, который бы выполнял работу за этих бездельников. Не скрываю, дело хлопотное. Возможно, где-то в чем-то придется выполнять и функции снабженца. Предупреждаю: будут частые поездки в Москву. Очень частые. Очень. Скажем, вызываю я вас завтра и говорю: «Александр Никифорович, нужны трубы!» – и вы летите за трубами. Вызываю послезавтра и говорю: «Александр Никифорович, нужен кабель!» – и вы летите выбивать кабель.
– Понятно, – сказал я.
– Квартиры – предупреждаю сразу – не будет. А то все вы думаете, раз метро, так сразу и квартира.
– У меня есть площадь, – сказал я.
– Ну, и прекрасно… – почему-то расстроенно проговорил он, но вспомнил еще что-то и радостно встрепенулся: – Кабинета я вам не дам, взять неоткуда. Будете сидеть в комнате с четырьмя столами, каждый со своим норовом. А вскоре надеюсь выбить расширение штатов и тогда найду вам хорошего начальника.
– Спасибо, – сказал я.
Тут в дверь заглянул паренек, щуплый и утомленный, и лев обрадовался:
– Во! Это заместитель главного инженера Леонид Осипович. Знакомьтесь. Леонид Осипович введет вас в курс дела.
Леонид Осипович затравленно сунул мне вялую руку, как будто это была не рука, а некий неловкий конвертик, и попросил сигарету. Мы вышли покурить, и я спросил у него:
– Слушай, честно – работенка скандальная?
– Ужасно, – вздохнув, признался он. – Нервотрепка, предпусковой год. А сейчас кольцевую линию будем строить, каждый год станцию сдавать. Вот и считай, что этих предпусковых годков вперед лет на пятнадцать наберется… А ты загнешься, парень. Они ж воруют, гады! Воруют – только отвернись! – и добавил тоскливо: – У нас же мрамор, понял? На могилы.
– На чьи могилы? – спросил я голосом, каким старался говорить на допросах.
– Ну, на памятники… Ужас, сколько тащат! И перепродают. – Он взглянул на часы, ахнул, ткнул окурок в пепельницу на столе секретарши и, не попрощавшись, выбежал.
А я вернулся в вольер ко льву.
Когда я вошел, он сидел, полуотвернувшись, и говорил секретарше:
– Никаких благ ему не обещайте, а то будет драть с нас. – Обернулся и, поняв, что я слышал, изобразил участливое выражение лица, вследствие чего мясистые массы задвигались во всех направлениях – параллельных и противоположных. – А, Александр Никифорович! Ну как, поговорили? – ласково спросил он, и глазки его зашныряли туда-сюда, соображая что-то свое. Но я не дал им ничего сообразить, потому что разозлился.
– Да, – сказал я. – Мне очень нравится у вас, но боюсь, я вам не подхожу.
– Почему же? – озабоченно спросил лев. – Мы в вас заинтересованы.
– Знаете, специфика работы юрисконсульта…
– Разберетесь! – Он хлопнул по столу.
– Возможно, но все-таки слишком частые поездки…
– Не такие уж и частые!
Мне стало весело. «Ах ты, мой хороший…» – подумал я, любовно оглядывая его гриву, и сказал:
– И потом, знаете, я человек взрослый, у меня обстоятельства могут измениться, в смысле семейных дел.
– Ну, Александр Никифорович, – забормотал он, гоняя глазки из угла в угол. – Что ж, квартира – это дело наживное. Обмозгуем, конечно…