— Я уже привык к солдатской жизни.

— Она всем нам не в диковинку, но его царское высочество — совершенно особый случай, — тихо сказал Сеннефер.

— Что ты имеешь в виду? — удивился Джедеф.

— Прими мой совет, брат. Ты должен понимать истинное положение дел, и предупреждаю тебя, держи этот совет втайне. Служение принцу Хафре — дело трудное.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Его высочество необычайно жесток, сердце его из железа, — ответил Сеннефер. — Любая ошибка для него — злостное оскорбление. Он мнителен, ему постоянно мерещится, что кто-то готовит на него покушение. Он жаждет власти, ждет, когда отец освободит ему трон. Но боги, боги, не допустите этого! Египет получит в этом случае жестокого правителя, который не станет лечить рану мазями, как иногда поступает его отец Хуфу. Хафра не колеблясь отрубит конечность…

— Решительному монарху, возможно, необходима частичка жестокости, — предположил Джедеф.

— Частичка — да, но не абсолютная жестокость, — возразил Сеннефер. — Со временем ты сам убедишься в этом. Здесь ни дня не проходит без вынесения наказаний — слугам, солдатам, военным из низших чинов и даже офицерам. С годами Хафра становится все раздражительнее, грубее и надменнее. Ему надоело столько лет быть лишь наследником трона, а не полновластным правителем, понимаешь?

— Обычно характер человека с возрастом смягчается. Так учит Кагемни.

Сеннефер громко засмеялся:

— Офицеру не пристало цитировать изречения мудрецов. Так учит нас его высочество! Жизнь принца полностью отличается от описаний Кагемни. Почему? Потому что ему уже сорок лет! Сорокалетний наследник престола — подумать только! Хуфу в сорок лет уже половину из них был фараоном. Он стал править Египтом двадцатилетним…

Джедеф недоумевая смотрел на друга. Сеннефер тихо пояснил:

— Престолонаследник должен приходить к власти молодым. Если судьба сурово поступает с ним и не дает престола, тогда он отыгрывается на всех остальных…

— Разве его высочество не женат? Он что, одинок?

— Нет. У него есть и сыновья, и дочери, — ответил Сеннефер.

— Тогда пусть ждет своего часа. Трон достанется ему или его потомкам.

— Это нисколько не облегчает его горе… Принц боится не этого.

— А чего? Его братья знают законы престолонаследия. Никто, кроме него, на трон не претендует.

— Без сомнения, — сказал Сеннефер. — К власти они не стремятся, да и не могут стремиться, ибо их матери — простые наложницы из гарема, а ее величество царица родила только старшего сына, наследного принца, и младшую дочь, принцессу. Трон по праву принадлежит этим двоим. Но что действительно беспокоит принца… так это слишком крепкое здоровье отца.

— Народ Египта боготворит своего фараона, — сказал Джедеф.

— И с этим тоже не поспоришь, — согласился Сеннефер. — Но мне кажется, что я вижу затаившиеся глубоко в людских душах страстные желания, которым совесть не позволяет выбраться наружу. О владыка Ра, не дай свершиться злодеянию! Коварный Сетх ведь умертвил даже Озириса… Словом, будь начеку, Джедеф… Да, а как тебе мариутское вино? Я сам из Фив, но…

— Того, что ты мне налил, было достаточно. Больше не надо, — улыбнулся Джедеф.

Сеннефер счел разговор законченным и лег спать. Джедеф задумался. Его щека не коснулась подушки, потому что упоминание другом принцессы Мересанх вновь пробудило в душе юноши страдание и утихшую было любовь, подобно тому, как светильник, уже совсем потухший, вдруг вновь вспыхнул бы ярким пламенем. Снедаемый волнением и беспокойством, он провел долгую бессонную ночь, перешептываясь со своим печальным сердцем.

Во дворце престолонаследника Джедеф испытывал чувство, что он, как никогда, близок к разгадке тайны. Несомненно, он жил на том самом горизонте, где должна была взойти яркая звезда истины. Все станет ясно: любимая девушка — это принцесса, недоступная и далекая. Джедефу, сыну Бишару, будь он трижды победителем всех состязаний, не добраться до нее. Останется лишь истрепанный кусок папируса с ее изображением. Все!

Однажды после полудня он стоял в карауле у ворот, выходивших к Нилу. Солнце месяца хатур излучало радостный свет, напоминая всем о счастье. Джедеф увидел причаливавший царский корабль, но у лестницы не оказалось никого из придворных, чтобы встретить его. Юноша поспешил, как того требовали его служебные обязанности, принять гостя, прибывшего во дворец принца, и, встав лицом к кораблю, замер, словно статуя.

Его взгляду предстало божественное, сияющее видение — дочь фараона. С царским величием и неземным изяществом девушка сошла с корабля и стала подниматься по лестнице в сад. Она была так воздушна, что, казалось, перепархивала со ступеньки на ступеньку. Джедеф, не сводя глаз, смотрел на принцессу Мересанх.

Вынув из ножен свой длинный меч, он по-военному отсалютовал, когда принцесса прошла мимо него, будто восхитительная мечта… Через минуту она исчезла…

Кто же это еще, как не она?

Слух и зрение могут обмануть, но сердце никогда. Если это была не она, почему его сердце билось так сильно, что чуть не разорвалось на кусочки? И почему он продолжал пребывать в состоянии такого восторга? Но, похоже, сама принцесса вовсе не была удивлена. Она не захотела взглянуть, узнать его! А разве между ними не произошло ничего, достойного хотя бы воспоминания? Неужели она могла так быстро забыть ту встречу на берегу реки? Или она просто надменно притворилась, будто впервые видит его?

Да и что ему с того, вспомнила бы она его или нет? Сколь велика разница между очаровательной девушкой на портрете и этим видением, проплывшим мимо! Та, на рисунке Нафы, живая, добрая и веселая… А эта… Только и достоинства, что прекрасна лицом и принцесса по рождению. Но зла, высокомерна, презрительно смотрит на всех людей, кто ниже ее по происхождению. Джедефу стало легче, когда он подумал о ней так. По крайней мере, его меньше будет терзать отчаяние. Хотя куда денешься от любви? Разве только ненависть… Но ненавидеть красавицу Джедеф не мог, он вообще не умел ненавидеть, ибо с детства купался в любви…

Юноша устремил взгляд на деревья и увидел птиц, гнездившихся в пышных кронах, непрерывно издававших мелодичные трели. Их пение выражало счастье верной любви и преданности. Он позавидовал птицам. Это было чувство, которого Джедеф не ведал ранее. Да, он завидовал тому, что они могли беззаботно перелетать с ветки на ветку, любить без всяких мучений. Жизнь их была так естественна и прекрасна, что ему захотелось стать птицей. Джедеф в своей чудесной форме, роскошном головном уборе, с мечом в руках почувствовал себя таким ничтожным, несвободным и горестно усмехнулся.

Да, он мастерски освоил стрельбу из лука и верховую езду в совершенстве овладел искусством рукопашного боя, достигнув всего, к чему может стремиться молодой человек, и тем не менее не знал, как стать счастливым! Нафе повезло больше он полюбил Ману и женился на ней. Хени тоже женится, потому как рассматривает брак как религиозную обязанность. А Джедеф скрывал в груди тайную, отчаянную любовь, которая иссушала его сердце так же, как в сезон шему уходят воды Нила и солнце иссушает египетскую землю и горы докрасна.