Я повернулся, и мои ноги едва не подкосились. Это была не Глория.

– Привет, Джо.

Жизнь жестока. В конце концов она оказывается жестокой ко всем.

Она ложится грузом на наши плечи. Это видно по походке. Она отбирает у нас то, что нам дорого, и наполняет наши сердца сожалением.

Победителей в жизни нет. Мы все в ней так или иначе проигрываем, теряя молодость и красоту. Однако самое страшное поражение жизнь нам наносит, отнимая у нас тех, кого мы любим. Иногда мне кажется, что мы стареем не потому, что уходит время, а потому, что уходят люди и вещи, которыми мы дорожим. И этого старения не исправить ни одному пластическому хирургу. Оно наполняет твои глаза болью. Глаза, которые повидали слишком много, всегда выдадут твой возраст.

Как у меня. Как у Мэри.

Она неловко села на диван, сдвинув колени и крепко обхватив их пальцами. Она была худой – гораздо более худой, чем та цветущая девочка-подросток, которой я ее помнил. Тогда ее щеки были круглыми, и, когда она улыбалась, на этих щеках появлялись ямочки. Ее ноги были длинными, гибкими и сильными, какими и должны быть ноги у юной девушки.

Теперь эти обтянутые джинсами ноги казались тощими, как жерди. Щеки впали. А вот волосы были все такими же густыми, темными и блестящими. Мне понадобилось мгновение, чтобы понять, что это, вероятно, парик, а брови, должно быть, искусно нарисованы косметическим карандашом.

Шевелясь не менее неуклюже, чем Мэри, я убрал страницы, которые читал, обратно в папку и сунул ее под мышку. Я понятия не имел, что Мэри успела увидеть. Я не мог даже предположить, сколько она простояла у двери, войдя в коттедж после того, как я не услышал ее стука. По ее словам, она, конечно же, стучала.

– Выпьешь? Чай, кофе или, может, что-нибудь покрепче?

Я поморщился от собственных слов. Стереотип. Я мысленно поставил себе минус красной ручкой.

Она наклонила голову, и волосы, как и когда-то, упали набок.

– Насколько покрепче?

– Пиво, бурбон. Хотя ты, разумеется, еще не пробовала мой кофе…

Мэри слабо улыбнулась:

– Пиво. Спасибо.

Кивнув, я отправился на кухню. Мое сердце бешено колотилось, а голова слегка кружилась. Должно быть, это просто на пустой желудок. Мне действительно нужно поесть. Или выпить чего-нибудь безалкогольного. От выпивки мне станет только хуже.

Распахнув холодильник, я достал из него два пива.

Прежде чем пойти обратно в гостиную, я сунул папку в шкафчик под раковиной и лишь затем вернулся в комнату, поставив банку с пивом на кофейный столик перед Мэри. Свое пиво я открыл немедленно, сразу же сделав щедрый глоток, и тут же понял, что был не прав. Хуже мне не стало. Лучше, впрочем, тоже, но разве дело в этом?

Я тяжело опустился в кресло.

– Давно не виделись.

Сплошные шаблоны. Что за вечер такой?

– Да уж. Но неужели ты мне не скажешь, что я ни капли не изменилась?

Я покачал головой.

– Все мы меняемся.

Кивнув, она взяла банку с пивом и открыла ее.

– Да. Но не все мы умираем от рака.

Ее прямота ошеломила меня, однако, увидев, как Мэри залпом пьет пиво, я понял, что она уже была изрядно пьяна.

– Полагаю, ты знаешь. В конце концов, это Арнхилл.

Я кивнул.

– Как идет лечение?

– Все без толку. Опухоль распространяется. Медленнее, да, но это лишь оттягивает неизбежное.

– Мне жаль.

Одно гребаное клише за другим. После аварии я стал ненавидеть, когда люди говорили мне, как им жаль. К чему этот извиняющийся тон? Они, что ли, устроили аварию? Нет? Тогда к чему?

– Что говорят врачи?

– Немного. Они слишком боятся Стивена, чтобы дать прямой ответ. А он говорит, что они не могут знать всего. Полагаю, он собирается повезти меня на обследование в Америку. Клиника Бэрдон-Хоуп. Говорят, там изобрели какую-то новую чудесную методику лечения рака.

Кудесник Иезекерия Хирст, подумал я. «Мэри не умрет. Я не позволю этому случиться». Это уже были слова его потомка.

– А он говорил, какое конкретно это лечение? – спросил я.

Мэри покачала головой.

– Нет, но я готова на все! – Она взглянула на меня полными отчаяния глазами. – Я хочу жить. Хочу увидеть, как мой мальчик вырастет.

Разумеется. Как и все мы. Даже несмотря на то, что чудес не бывает. Во всяком случае, бесплатных чудес.

Я отвел взгляд, и некоторое время мы молча пили пиво. Жизнь полна иронии. Чем больше у людей общего, тем меньше слов им нужно.

– Ты работаешь учителем в академической школе? – произнесла она наконец.

– Да, – ответил я.

– Должно быть, немного странно?

– Слегка. Теперь я один из охранников, а не заключенный.

– Что заставило тебя вернуться?

Электронное письмо. Моя собственная мания. Незаконченные дела. Все эти причины – и ни одна из них. По правде говоря, я всегда знал, что вернусь.

– По правде говоря, я не знаю, – произнес я вслух. – Появилась работа, и это показалось мне хорошим вариантом.

– Почему?

– В смысле?

– Я очень удивилась, услышав, что ты вернулся. Никогда не думала, что снова тебя увижу.

– Ну, ты ведь меня знаешь. От такой дряни, как я, не так-то просто избавиться.

– Нет, – сказала она, – я всегда считала тебя хорошим.

Я почувствовал, как мои щеки краснеют. Я вновь был пятнадцатилетним подростком, который сиял от счастья, услышав ее похвалу.

– А как насчет тебя? – спросил я. – Ты так никогда и не уезжала?

Она коротко и как-то безжизненно пожала плечами:

– Всегда что-нибудь да мешало. А Стивен сделал мне предложение.

– И ты сказала «да»?

– А что тебя удивляет?

Я вспомнил пятнадцатилетнюю девчонку, плакавшую у меня на плече. Вокруг глаза у нее был синяк. Вспомнил то, как она дала самой себе слово, что такого никогда больше не произойдет.

– Я думал, у тебя были планы.

– Ну, их не всегда удается осуществить, не правда ли? Я не набрала те баллы, которые хотела. Маму сократили. Нам нужны были деньги, так что я устроилась на работу, а затем вышла замуж. Конец истории.

Не совсем, подумал я.

– И у тебя есть сын?

– Ты ведь и так это знаешь.

– Да уж. Яблоко от яблони недалеко падает. Готов поспорить, папаша им гордится.