Да нет, сказал Гаусс, приковав взгляд к полу. Все правильно.

И даже если его не удерживает любовь к родине, то можно, по крайней мере, предположить, что путешествие — дело очень обременительное. Ведь в любом другом месте надо сначала устроиться, обжиться, а это доставляет множество хлопот, к тому же переезд вводит в расходы и вообще это адски трудно. И не стоит к тому же забывать, что дома останется его старенькая мать.

Гаусс почувствовал, что краснеет. Это происходило каждый раз, когда кто-нибудь упоминал его мать — не от стыда, а потому что он очень ее любил.

Однако он откашлялся и повторил, что не всегда в жизни получается так, как хочется. Человек семейный нуждается в деньгах и должен отправиться туда, где сможет их получить.

Общее решение отыщется, сказал герцог. Профессорское звание — это вполне возможно. Пусть даже и без двойного жалованья.

А если это звание нужно кому-то только ради двойного жалованья?

Тогда это не делает чести его профессии, сказал герцог холодно.

Гауссу стало ясно, что он зашел слишком далеко. Он склонился перед герцогом, тот отпустил его мановением руки, и слуга тотчас захлопнул за ним дверь.

В ожидании письменного предложения от двора Гаусс занялся искусством расчета орбит.

Звездная орбита, сказал он Йоханне, это не просто какое-то движение, а непреложный результат воздействия в пустоте небесных тел на одно какое — либо из них: словом, это та линия, которая имеет одинаковую кривизну — и на бумаге, и в космическом пространстве, если предмет находится в свободном движении. Загадка гравитации. Упрямое притяжение всех тел.

Притяжение тел, повторила она и хлопнула его веером по плечу.

Он хотел ее поцеловать, но она со смехом выскользнула из его рук. Он так никогда и не догадался, почему она изменила свое решение. С тех пор как Йоханна ответила ему согласием, она вела себя так, словно это было само собой разумеющимся. И ему нравилось, что на свете есть вещи, которые он не понимал.

За два дня до свадьбы он ускакал в Гёттинген, чтобы в последний раз повидать Нину.

Вот теперь ты женишься, сказала она, и, конечно, не на мне.

Нет, ответил он, не на тебе.

Она спросила, неужели он совсем не любил ее.

Немножко, сказал он и расшнуровал ее корсет, вовсе не думая, что уже послезавтра сделает то же самое с Йоханной. А вот другое свое обещание он сдержит, он будет учить русский. И хотя Нина уверяла его, что это ровно ничего не значит и что при ее профессии можно стать сентиментальной, Гаусса все же неприятно поразило, что она заплакала.

Лошадь сердито фыркнула, когда он на обратном пути остановил ее посреди открытого поля. До него вдруг дошло, как можно, исходя из отклонений орбиты планеты Церера, определить массу Юпитера. Запрокинув голову, он смотрел в ночное небо до боли в затылке. Еще до недавнего времени там были одни только светящиеся точки. Сейчас он различал конфигурации звезд, знал, по каким из них можно определить градусы широты, столь важные для ориентирования в море, знал их орбиты, часы, когда они исчезали и снова появлялись на небосклоне. Просто так, сами по себе, и уж точно потому, что ему были нужны деньги, звезды стали его профессией, и он, читая небо, наблюдал за ними.

На свадьбу пришло немного гостей: его старый и уже очень сгорбленный отец, его по-детски всхлипывающая мать, Мартин Бартельс и профессор Циммерманн, кроме того, были родные Йоханны, ее уродливая подружка Минна, а также придворный секретарь, который, казалось, и сам не знал, зачем его сюда послали. Во время скромного праздничного застолья отец Гаусса заговорил о том, что не надо гнуться, никогда и ни перед кем, а потом поднялся Циммерманн, открыл рот, любезно улыбнулся, обвел взглядом всех присутствующих и снова сел. Бартельс ткнул Гаусса в бок.

Тот встал, сглотнул слюну и сказал, что не ожидал, что ему удастся найти хоть немного счастья, и в принципе он и сейчас в это не верит. Это как ошибка в расчетах, заблуждение, и он надеется только на одно, что никто этого не обнаружит. Он опять сел и очень удивился, увидев вокруг себя обескураженные лица. Он потихоньку спросил Йоханну, неужели он сказал что-то не так.

Да что ты, ответила она. Именно о такой речи на своей свадьбе я всегда и мечтала.

Через час ушли последние гости, и они с Йоханной отправились домой. Новобрачные говорили мало. Внезапно они почувствовали, что оба чужие друг другу.

В спальне он задернул гардины, приблизился к жене, почувствовал, что она хочет ускользнуть от него, нежно, но крепко обхватил ее и начал развязывать банты на платье. В темноте это оказалось не так просто; Нина всегда носила вещи, с которыми было легче управиться. Это продолжалось довольно долго, ткань была такой неподатливой, а бантов было такое множество, что ему уже не верилось, что он до сих пор еще развязал не все. Но потом он все-таки справился с этим, платье сползло вниз, и в темноте обозначилась белизна ее голых плеч. Он обнял Йоханну за плечи, а она инстинктивно закрыла грудь руками, и он ощутил ее сопротивление, когда вел ее к постели. Он обдумывал, как же ему справиться с нижней юбкой, если уж с платьем было столько мороки. И почему это женщины не носят вещей, которые легко было бы снять?

Не бойся, прошептал он и был, однако, удивлен, когда она ответила, что не боится, и спорым движением, неожиданно ловко, расстегнула на нем пояс.

Ты уже однажды делала это?

Да как тебе в голову такое пришло? спросила она, смеясь, и в следующий миг ее нижняя юбка колом встала на полу, однако она все же медлила, и тогда он потащил ее за собой; они уже лежали друг подле друга, тяжело дыша, и каждый ждал, чтобы затихли громкие удары сердца другого. Он протянул руку, провел по ее груди и животу и даже решился рискнуть, хотя ему казалось, он должен за это извиниться, спуститься пониже, и вдруг в этот момент в щель между гардинами проглянул бледный и подернутый дымкой диск луны, и он застыдился, потому что именно в этот самый момент ему стало ясно, как можно скорректировать ошибки в измерении орбит планет методом приближенного вычисления. Ему очень хотелось записать эту свою мысль, но ее рука ползла по его спине, опускаясь все ниже.

Я себе это не так представляла, сказала Иоханна, и в ее голосе слышались страх вперемешку с любопытством, все такое живое, словно здесь с нами присутствует кто-то третий.

Он навалился на нее, но поскольку почувствовал, что она испугалась, подождал какое-то мгновение, пока она не обвила его тело ногами, однако тут он извинился, встал, прошел, пошатываясь, к столу, обмакнул перо в чернила и написал, не зажигая света: сумму квадр. разностей меж. наблюд. и рассч. — мин.; это было слишком важно, он не имел права забыть это. Он слышал, как Йоханна сказала, что не может в это поверить и все еще не верит, что даже сейчас, когда она так взволнована… Но уже все сделал. Возвращаясь к ней, он стукнулся ногой о ножку кровати, а потом почувствовал опять ее под собой, и только когда она притянула его к себе, заметил, насколько он нервничал, и в какой-то момент его крайне удивило, что оба они, почти ничего не зная друг о друге, оказались в такой ситуации. Но потом опять все стало иначе, и он не испытывал больше никакой робости, а под утро они уже так хорошо познали друг друга, словно давно занимались этим и всегда только друг с другом.