– Ну и наглая же ты морда! – снова прорвало шлюзы у Беды.

– Боря! – прикрикнула на него Галя.

– Ладно, хрен с ним, молчу, – смирил себя будущий пациент целителя. – Силыч, пошли покурим!

Хозяин дома взглядом попросил разрешения у Господина. Тот милостиво махнул рукой.

Когда вышли на крыльцо, Силыч распечатал «Беломор» и предложил гостю. Беда взял папиросу, а хозяин убрал пачку, не закурив.

Мухин затянулся и спросил уже более спокойным тоном:

– А теперь объясни: зачем тебе этот хмырь?

– Концепция у меня такая, Бедюша, – вздохнул Силыч. – Я в мире работник, значит должен у меня на шее хозяин сидеть. Вот он и сел. Совпали мы с ним концепциями.

– А как же ты жил, пока его не было?

– Ну как… Сначала бунтовал. Слыхал, небось, про вопряков? Вот. Никаких хозяев мы знать над собой не желали, анархисты хреновы. И того, дурачки, не понимали, что все равно нами советская власть рулила, сколько деревьев ни жги. А когда власть эта вдруг кончилась, то понял я, что это мне в наказание. Я больше всех виноват. От моего бунта, от таких, как я, она и преставилась. Покаялся я тогда и решил приучаться ко смирению. Тогда и хозяина себе подыскал. Сначала одного, потом другого, третьего. Этот-то пятый у меня уже.

– Но это же рабская психология, Силыч!

– Да уж какая есть, Бедюша. Ты не серчай. По мне, так лучше рабство, чем смута.

– Во как! Силыч, так у тебя что, и политические убеждения есть?

– А как же!

– Ну и кто ты?

– Я-то? На сегодня – мягкий путинец. Каждый день, восстав от сна, обращаюсь ко Господу, глаголя: «Боже милосердный, сделай так, чтобы нами вечно правила партия сам знаешь кого, сам знаешь с кем во главе. Пусть они разворуют всю нашу нефть и газ, пусть украдут все, что можно украсть, пусть снимут лично с меня последнюю рубашку и отберут последний капустный лист. Только не дай прийти к власти прозападному демократически ориентированному правительству, не дай повториться семнадцатому и девяносто первому году, избавь нас, Господи, от развала, разрухи и гражданской войны. Аминь».

– Складно у тебя получается.

– Жизнь научила, Бедюша.

Помолчали.

– Силыч, скажи, а добрые хозяева тебе попадались? – спросил вдруг Мухин.

– Добрые-то? – вздохнул агрофантаст. – Да все они добрые.

Снова помолчали.

– Ну, ладно, – заговорил Беда решительно, – все с твоими концепциями понятно. Последний вопрос: прутья у тебя есть?

– Какие еще прутья?

– Гибкие, длинные и прочные. Розги, короче.

– Вон ива растет, – пожал плечами Силыч. – Да зачем тебе?

– Хочу за справедливость побороться, – ответил Мухин, вынимая из кармана красных штанов перочинный нож.

Он подошел к иве и срезал длинный прут.

– Какую такую справедливость?

– Божескую и человеческую, – с убеждением сказал Беда, пробуя прут на прочность. – Короче, будем из твоего Господина беса гнать.

Силыч почесал затылок:

– Это ты, Бедюша, зря. Бес у него особенный, он отсюдова никуда не уйдет. Значит, ты из одного Господина двух сделаешь, а потом они оба от меня питаться будут. А огород у меня небольшой.

– Ладно, не хнычь. Он сейчас сам ноги унесет, вместе с бесом, вот увидишь. Пошли!

Открыв дверь в сени, Беда услышал громкий голос Господина:

– …и понял, что Кондрат гений! Скоро и вы в этом убедитесь. Он тут всех на дыбы поставит, как Петр Великий.

Бывший торговец антихристом только что доел мороженое и вытирал пунцовые губы салфеткой. Силыч принялся молча собирать тарелки.

– Ну как, поели, покурили, всем довольны? – милостиво поинтересовался Господин. – Пора, значит, за дело приниматься. Силыч, что у нас сегодня по расписанию?

– Прополка, барин.

– Ага, прополка, отлично, – сказал Господин, поднимаясь. – Кресло бери!

Силыч сгрузил тарелки в раковину и послушно подхватил кресло.

– Куда это вы? – спросила Галя.

– На огород. Он полоть будет, а я надзирать и наказывать. Порядок есть порядок.

Беда вдруг шагнул к Силычу, выдернул из его рук кресло и уселся в него посреди комнаты.

– Вот и все, – объявил он Господину. – Кончился твой порядок!

– Что-о? – вскипел паразит. – Это почему кончился?

– А потому что господин теперь я.

– Как это ты? А я?

– А ты пошел вон!

– Как это пошел вон? – упавшим голосом переспросил тот. – Силыч, скажи ему!

Однако Силыч безмолвствовал, глядя в пол. Галя и Валя тоже сидели тихо, не вмешиваясь.

– Давай, давай! Собирай манатки!

И Беда хлестко рубанул воздух розгой.

Господин взглянул на прут, почесал ягодицу, а потом молча вытащил из-под кровати чемодан и стал кидать в него одежду.

– Увидишь Кондрашку, – мстительно добавил Беда, – передай, чтобы тоже на выход готовился.

– С чего это ты взял, что я его увижу?

– А куда ты денешься? Прямо сегодня и увидишь. Или завтра.

Собрав вещи – чемодан, как ни странно, оказался наполовину пуст – бывший хозяин робко спросил:

– Присядем на дорожку?

– Садись, – разрешил Беда.

Тот уселся на кровать рядом с Силычем.

Все немного посидели молча.

– Ну, прощайте! – вздохнул изгнанник. – Пришла, значит, пора менять концепцию. Надо в государственники подаваться. Я и сам, если честно, хотел уйти.

– Так и уходи наконец!

Господин встал и вышел.

Все не сговариваясь посмотрели на Силыча и увидели, что в глазах работника стоят крупные слезы.

– А я-то как теперь? – дрогнувшим голосом спросил он.

Галя подошла к нему и погладила по голове, взъерошив седые космы.

– Ничего, обойдется, – утешила она старика. – Мы тебя не бросим. Ты постарайся немного без господина пожить. А если совсем прижмет, так хоть я за барыню побуду. Я же как-никак психотерапевт.

– Ты уж побудь, Галюша, пожалуйста, – закивал Силыч.

– И я помогу, – добавил Валя.

– И ты.

– Тьфу! – сплюнул Беда. – Смотреть на вас не могу!

Вытаскивая на ходу сигареты, он вышел из комнаты и хлопнул дверью.

– Видишь, Силыч, как все запущено, – сказала Галя после паузы. – Срочно надо лечить. Пропадает человек.

Силыч вдруг лукаво улыбнулся, показав белые зубы.