Небо сияло от них, как будто одеяло ночи было натянуто на солнце, а затем проколото десять тысяч раз, впуская потерянный дневной свет. Вблизи экватора звезды выглядели иначе. Ковш висел вверх ногами; Полярная звезда была пятнышком над морем; и новое небо открылось на юге – Скорпион поднимался под Весами, Южный Крест мерцал рядом с Кентавром. Мунго видел эти созвездия в книгах, но никогда так ясно не видел их собственными глазами.

Он представил себе Изабель, лежащую без сна на кровати всего в нескольких ярдах от него, хотя и разделенную досками и бревнами, и почувствовал, как внутри у него что-то шевельнулось.

Когда Типпу позвонил во второй раз, Мунго перегнулся через поручень правого борта. Необычным для торгового судна было то, что "Черный ястреб" имел четыре отверстия, вырезанные в его корпусе, близко к ватерлинии, чтобы обеспечить вентиляцию нижней палубы. В плохую погоду их можно было закрыть, как орудийные порты, но в этих спокойных водах они оставались открытыми, чтобы смягчить жару. Одна из них вела прямо в каюту Изабель, где горел свет.

Он быстро прошел на корму и взял один из свернутых в рулон канатов, которыми команда буксировала лодку или пустую бочку для стрельбы по мишеням. Он крепко привязал канат к основанию поручня правого борта, подогнув его конец так, чтобы в темноте не было видно работы его рук. Он опустил канат в море. Он снова повернулся к штурвалу и стал ждать сигнала Типпу. Это была точка невозврата. Как только он переступит через борт, он будет виновен в том, что покинул свой пост, а это преступление карается поркой или даже лишением звания. Для Типпу, попустительствующего в этом деле и даже не защищенного офицерским званием, это могло обойтись еще дороже.

Гигант пристально посмотрел на пустынную палубу и наклонил ухо, чтобы прислушаться. Убедившись, что поблизости никого нет, он кивнул Мунго. Мунго перекинул ногу через поручень, нащупывая носком ботинка выступающую поверхность вентиляционного люка. При северо-восточном ветре "Черный ястреб" сильно накренился на правый борт; наклон и движение судна значительно усложнили задачу Мунго. Он видел, как под ним вздымается и опускается море. Если он поскользнется, волны мгновенно унесут его прочь.

Под вентиляционным отверстием находилась узкая деревянная доска, опоясывающая корпус. После этого не было ничего, кроме отвесного обрыва в море. Половая доска была такой узкой, что Мунго не знал, смогут ли его ноги зацепиться за нее, но выяснить это можно было только одним способом. Он ухватился одной рукой за канат, а другой - за поручень, затем перекинул другую ногу через край, ища выступ носком ботинка. Как только он это сделал, корабль ударился о большую волну, отчего нос корабля резко накренился вверх, а корпус накренился еще больше. Мунго яростно вцепился в канат, чувствуя, как холодные брызги заливают его зад. Когда корабль снова выровнялся, он взял себя в руки и попробовал снова. На этот раз он нашел тонкую доску.

Мунго подождал, пока корабль откатится в сторону, поднимая борт к небу, затем опустил вторую ногу на выступ и проскользнул через вентиляционное отверстие, удерживая канат, пока его ноги не оказались твердо на палубе внутри каюты. Пол был мокрым от волн, хлеставших в открытое окно.

Изабель ждала его на краю кровати, мерцающий свет свечи на письменном столе освещал ее тело, одетое в ночную рубашку. Она встала и, когда корабль накренился на правый борт, упала в его объятия. Он чувствовал, как ее гибкое тело прижимается к нему, как ее щека прижимается к его щетине, как ее грудь прижимается к его груди. Она повернулась к нему лицом, и он наклонился, чтобы найти ее губы.

Не было никаких сомнений, зачем он пришел. Он принял решение и теперь не раздумывал дважды. Он крепко поцеловал ее, подгоняемый желанием, но она была ему ровней. Она притянула его к себе со свирепой силой. Ее руки нащупали ремень на его брюках и расстегнули пуговицы, затем пальцы скользнули под него. Он был уже полностью возбужден. Когда она сжала его, он чуть не застонал от удовольствия, но вовремя подавил этот звук. Он задрал ее ночную рубашку и ощутил гладкость ее бедер и ягодиц, впадинку на спине. Она подняла руки над головой, чтобы он мог снять рубашку. Прижавшись к нему бедрами, она откинулась назад и обхватила его шею руками. Ее груди были круглыми и полными, с толстыми ареолами и торчащими сосками размером с малину. Он обхватил их ладонями и взял в рот сначала один сосок, потом другой. Она запустила пальцы в его волосы и начала тереться о его бедра, шепча ему на ухо.

‘Возьми меня.’

Они заковыляли к кровати, когда корабль поднялся на волне, и скрип досок заглушил их шаги. Она стянула с него рубашку и брюки, так что Мунго оказался таким же голым, как и она. Она толкнула его на кровать и оседлала в спешке и голоде. Он потянулся к ней, ощупывая мягкую щель между ее ног и направляясь к ней. Она подвинула бедра, чтобы дать ему войти, и коснулась его губ.

- Ш-ш-ш’ - прошептала она. - Мы не должны издавать ни звука.’

Она начала двигаться, медленно двигаясь над ним, затем настойчиво, пока он не почувствовал, что что-то внутри него вот-вот лопнет. Она закрыла глаза и открыла рот, полностью отдаваясь ощущениям. Мунго наблюдал за ней все время, волнуясь при виде ее тела, двигающегося в свете свечей.

Она кончила, содрогнувшись одновременно с ним, и рухнула на него, ее грудь вздымалась, как будто она взбиралась на гору. Она уткнулась носом в изгиб его плеча и откинула волосы с лица.

‘Если я когда-нибудь вернусь домой, то дам всем знать, что европейские мужчины - ничтожные любовники по сравнению с американскими моряками.’

Она провела пальцем по его губам. ‘Мне кажется, ты уже много раз так делал.’ -

Мунго не стал отрицать этого.

Изабель приподнялась на локте. - Женщин было много или только одна? У тебя была невеста? Возлюбленная? Кто-то особенный?’

‘Было много женщин, - сказал Мунго. - И с большинством из них было то же самое. Несколько мгновений удовольствия, которые длились час, день или неделю и служили нам обоим хорошо, а потом ничего.’

Изабель потрогала медальон, который носил Мунго, единственное, что он не снял.

‘Тогда что же это такое?’