Нет, ее надо не связывать, а пороть, подумал Доминик.

— Придется нам, мистер Доминик, проделать с вами одну штуку. — Доктор подал знак медсестре, та открыла какой-то ящик и достала оттуда… бумажный пакет?

Доктор О'Кифи взял пакет, встряхнул, чтобы развернуть, и протянул Доминику.

— Пожалуйста, подышите в него, мистер Доминик. Приложите пакет ко рту и носу и плавно вдохните-выдохните.

— Вы шутите?

— Давай, дорогой, не упрямься. — Молли взяла пакет и прижала ко рту Доминика.

— Возможно, у вас предъязвенное состояние, мистер Лонгстрит, или нарушение кислотности. Все это мы сможем узнать на следующей неделе, когда сделаем анализы. Сейчас займемся главным.

Доминик убрал пакет от лица и спросил:

— Так я для этого дышу в пакет? Чтобы вы проверили, есть у меня язва или нет?

Молли схватила пакет и прижала его к лицу Доминика.

— Еще раз так сделаешь, любимый, и я тебе руку сломаю. Дыши.

— Нет-нет, мистер Лонгстрит, конечно, не для этого. Вы дышите в бумажный пакет, потому что у вас была гипервентиляция, которую мы пытаемся остановить.

Этого Доминик не понял, но ему постепенно становилось лучше и лучше, как будто жизнь возвращалась в онемевшие руки и ноги. Так что он не сопротивлялся и слушал.

Гипервентиляция — это не только быстрые судорожные вдохи, как он всегда думал. Иногда ее может вызвать слегка учащенное дыхание, которое продолжается несколько часов. Человек в стрессовом состоянии может даже не подозревать, что дышит слишком часто, пока не начнутся онемение, слабость и прочие симптомы. А как только это начинается, большинство людей впадают в панику, дышат еще чаще, а потом решают, что при смерти.

— Реакция совершенно естественная, но приятного в ней мало, верно? — продолжал доктор О'Кифи. — Держите под рукой бумажный пакет. Подышав в него, вы приведете количество газов в крови в норму, потому что каждый вдох выравнивает содержание кислорода и углекислого газа в организме. И вам сразу станет лучше.

Железная логика. Доминику стало стыдно за свой страх. Чем дольше он дышал в пакет, тем легче ему становилось. Он не собирался умирать. Он просто вел себя как последний болван.

Он так и сказал:

— Я не умирал. Просто вел себя как болван.

— Ну, что ты, дорогой, — произнесла Молли таким тоном, словно всю жизнь провела в сиделках, и шлепнула Доминика по плечу. — Какой же ты болван? Ты просто перенервничал. Переработал. Зато теперь точно знаешь, что пора немного притормозить и научиться расслабляться, прежде чем с тобой действительно случится что-нибудь серьезное. Здоровое питание, спорт, много отдыха. Верно, доктор?

— Полностью с вами согласен. Прежде всего, могу вам посоветовать съездить в отпуск, — ответил доктор О'Кифи, и час спустя Молли уже везла Доминика обратно в поместье. Доминик держал в руках несколько брошюр о том, как бороться со стрессом, пачку таблеток, направление на исследование желудочно-кишечного тракта, рецепт на другие таблетки, понижавшие кислотность (посильнее) и рецепт на успокоительное. И что-то бормотал.

— Я не собираюсь принимать успокоительное, — сообщил он себе, Молли, всему миру; но сам в этом уверен не был. Просто ему хотелось хоть как-то выразить протест.

— Доктор О'Кифи сказал, что «Ксанакс», который он тебе дал, просто легкое успокаивающее. Его надо принимать, если появится тревожность. А другой рецепт — на более сильное лекарство. Только он два раза повторил: прежде чем на него переходить, пропей сначала «Ксанакс», а потом посоветуйся с лечащим врачом.

— У меня никогда не бывает тревожности!

— Скажи еще, что мы только что арбузы воровали. — Молли свернула на обочину и остановилась. Они уже подъехали к повороту в поместье. — Послушай, Доминик. Сегодня тебя предупредили. Брат сказал, что ты слишком много работаешь. Доктор О'Кифи сказал, что ты слишком много работаешь. Знаешь, если два разных человека говорят, что ты плохо выглядишь, пора лечь и отдохнуть.

— Пока сам не свалился?

— Вот именно. Ты что, не понимаешь, как меня напугал?

— Ты что, не понимаешь, как грубо ты со мной обращалась, миссис Лонгстрит? Не могла обойтись без вранья, чтобы тебя не выгнали из палаты? И потом, с чего ты взяла, что я нуждался в твоем присутствии? Руфус, и тот обошелся бы со мной ласковее.

— Ты вел себя как дурак, — сухо сказала Молли. — Надо же было кому-то остаться с тобой, послушать, что скажет врач. Ты потом обязательно соврал бы, сам знаешь. А еще я испугалась, думала, что во всем виновата, мы же поссорились после тех поцелуев. А еще я заставила тебя все утро бегать и поливала водой. До сих пор не понимаю, как могла машину вести, так руки тряслись, я все пыталась вспомнить хоть что-то про первую помощь, и…

Доминик притянул ее к себе, она уткнулась ему в грудь и разрыдалась в голос, с горестными вздохами, громко всхлипывая и шмыгая носом. Все ее тело вздрагивало от рвущихся наружу эмоций.

Слезы закончились так же внезапно, как и начались. Будто закрыли кран. Она выпрямилась, вытерла тыльной стороной ладони глаза и улыбнулась ему сквозь мокрые ресницы.

— Фу, как глупо вышло. Это же ты больной, а я должна тебя утешать.

— Ты разволновалась. Из-за меня. Прости, Молли.

Она кивнула, достала из сумочки носовой платок и высморкалась.

— Попробовал бы не извиниться! Главное — больше никакой работы. Официально ты в отпуске, как сказал доктор О'Кифи. Посмотри, он даже выписал тебе рецепт на отпуск — ну и умница, — принимать один раз в день в течение двух недель. Так что работа отменяется!

— А куда я дену Дерека, Синару, Бетани и Тейлора, который приедет в понедельник? Запру в чулан?

— Ничего с ними не случится, — решительно сказала Молли и завела машину. — Сегодня я, ты и племяшки будем смотреть кино. Завтра утром, если ты не против, сходим в церковь. Днем поедем кататься верхом. И учти, если для того, чтобы ты немного расслабился и отдохнул, тебя надо будет связать, я так и сделаю. Понятно?

— Не совсем, — улыбнулся Доминик. — Лучше бы ты подсказала, как все объяснить Дереку, Синаре, Тейлору. И Билли Уайт, помоги господи. Кстати, ты, кажется, собиралась меня связать? Уточни, пожалуйста, как именно?

— Вот поросенок, — фыркнула Молли, сворачивая на подъездную дорожку. И улыбнулась.

Доминик определенно чувствовал себя лучше. По-прежнему глупо, но гораздо лучше.

Стоя посреди комнаты, Молли задумчиво смотрела на чемодан, лежащий на кровати. Открытый и пока пустой чемодан.

Чего она стоит? Надо собирать вещи и бежать. Еще час назад она уже должна была быть на полпути неважно куда, главное, подальше отсюда.

Так почему она все еще здесь? Зачем она за ужином целый час болтала с детьми о всякой чепухе, чтобы они не заметили, какой бледный их дядя, как нехотя он ест и как тихо себя ведет?