— Ты слышишь, Конт? Все верно? — спросил Клет.

Конт не ответил на вопрос.

— Мужики, мне действительно позарез нужна информация. Мне реально нужна ваша помощь, — попросил Клет.

Ни один из них не произнес ни слова.

— Я скажу вам то, что знает только Дэйв Робишо. Я думаю, что Карузо — моя дочь. У нее была дерьмовая жизнь, и по мне, так она заслуживает большего.

Его крик души не возымел воздействия. Он достал из бумажника два входных билета в Арену Нового Орлеана и положил на стол рядом с кассовым аппаратом.

— Конт, я думаю, ты реально будешь в восторге от представления, — сказал Персел. — Я однажды видел Толстяка своими глазами. У него юбка из жира до колен свисала. Он на ринге смотрелся как бритый трехсоткилограммовый хряк. Плюс к этому, от него несло так, что затыкали носы аж на десятом ряду. Этот боец заламывал противников как медведь, надевал им на лицо подмышку, душил их своим салом, пока они не начинали выплевывать его волосы и не просили пощады. Никто не сравнится с Толстяком по жиромассе, но ты лучше посмотри на это сам.

Клет вышел на улицу, закурил и задумался. Мимо него на одноколесном велосипеде проехал мужчина во фраке с раздвоенными полами и в порванной шляпе. На балконе по ту сторону улицы мужчина в майке поливал цветы, а от пальмовых и банановых деревьев исходил едва видимый радужный туман, переливающийся в лучах солнца. На углу, под колоннадой, одинокий темнокожий подросток танцевал чечетку на тротуаре, из магнитофона под звон металлических набоек его туфель доносилось «Когда придут к нам все святые».

«Не то время суток, не то место, не та мелодия, не тот век, не тот пацан», — подумал Клет и попытался вспомнить, когда он в последний раз был столь подавлен, как сегодня. Он не помнил.

Персел почувствовал, как кто-то коснулся его плеча, обернулся и столкнулся взглядом с Контом, соколиным взглядом всматривавшимся вдаль.

— Наша земля, — произнес Конт.

— О чем это ты?

— Сам знаешь.

— Нет, не знаю. Ты говоришь о названии книги?

Конт продолжал отсутствующе смотреть вдаль.

— Я никогда не умел разгадывать шарады, — сказал Клет.

Конт положит в ладонь детективу коробок спичек, на черном атласном ярлыке которого Клет увидел надпись, выведенную серебряным тиснением.

— Это место в округе Терребонн? — спросил Персел. — Это ты мне пытаешься сказать? Карузо оставила это в магазине?

Уголки рта Конта чуть шевельнулись в едва заметной улыбке.

В своем офисе Клет Персел дождался заката и отправился в глубь округа Терребонн, к югу от Ларуза, доехав почти до самого озера Фелисити, где болота Луизианы растворяются в тусклой серо-зеленой черте на горизонте, постепенно переходя в Мексиканский залив. Солнце на западе устало догорало темным апельсином за дымкой не то из труб сахарного завода, не то от горящей травы, а мох на мертвых кипарисах тихо шелестел на ветру. Забегаловка, разрекламированная на коробке спичек как ночной клуб и барбекю, располагалась на небольшом участке в конце грунтовой дороги прямо на краю залива. На деревьях вокруг нее висели разноцветные японские фонарики, и Клету показалось, что с отгороженной веранды за ночным клубом доносились звуки аккордеона, скрипки и ударных.

Персел был одет в голубой спортивный пиджак, серые слаксы, отполированные до блеска туфли из кожи буйвола и недавно прикупленную мягкую фетровую шляпу с перышком за лентой. Перед выходом из автомобиля он прополоскал рот «Листерином», выплюнув жидкость из окна. Затем он снял подплечную кобуру и спрятал ее под сиденьем вместе с тяжелой пружинной полицейской дубинкой с кожаной рукоятью, по форме напоминавшей заштопанный носок. Он зашел в ночной клуб, и его обдало ледяным воздухом от поставленного кем-то на минимальную температуру кондиционера.

Персел сел у бара, положил перед собой сигареты и зажигалку «Зиппо», заказал себе «Будвайзер» и перевел взгляд за окно на последние блики садившегося за заливом солнца и группу людей, играющую в карты в отгороженной веранде. Клет посолил пиво и принялся медленно его потягивать, наслаждаясь каждым глотком во рту и прохладой, скользящей вниз по его горлу, зажигающей внутри него такие ощущения, которые знакомы только таким же алкоголикам, как он сам. Прошло совсем немного времени, но он чувствовал, что она находится в зале. Он не мог объяснить, откуда и как он это понял, но точно знал, что она там. Персел почувствовал присутствие той, что искал, еще до того, как увидел ее отражение в зеркале барной стойки. Он почувствовал запах ее духов еще до того, как она повернулась на высоком стуле, и наблюдал, как она одну за другой бросает монеты в музыкальный аппарат. Клет бросил взгляд на ее талию, открытый пупок и женственные округлости бедер, поймав себя на иррациональной мысли о том, что ему неприятно, что их видят и другие мужчины. Его взгляд упал на ее пышную грудь, скользнул по ногам в обтягивающих джинсах и остановился на мальчишеской стрижке светло-рыжеватых волос. Вместо привычного в отношениях с женщинами эротического влечения Клет почувствовал незнакомое желание защитить ее, ему казалось, что кто-то чужой забрался в его кожу и думал мысли, ему не принадлежащие.

Персел заказал еще бутылку «Будвайзера» и виски на два пальца. Девушка сидела у бара, через три стула от него, и отрешенно постукивала пальцами по барной стойке, как будто бы еще не определилась с выбором. Клет взглянул в зеркало и одним залпом выпил свой виски, пытаясь заполнить огромную пустоту и растущий страх в своей груди. Ему показалось, что содержимое стакана воспламенилось у него внутри, он начал нервно открывать и закрывать свою зажигалку, держа незажженную сигарету между пальцев, чувствуя, как все быстрее бьется сердце.

Она слегка наклонила голову и помассировала шею, глубоко проникая кончиками пальцев в мышцы. Затем повернулась и посмотрела ему в лицо.

— Приятель, чего это ты на меня в зеркало пялишься?

— Я? — вздрогнул Клет.

Девушка не ответила, и детектив спросил:

— Ты со мной говоришь?

— А что, на твоем стуле сидит кто-то другой?

— Ты, похоже, с рук татуировки выводила, это я, наверное, и заметил. Знаю, каково это.

— У меня никогда не было татуировок. Вот ты себе воткнешь в руку иглу, которой пользовался больной СПИДом?

— А откуда тогда шрамы?

— В аварию попала. Мать диафрагму не в тот момент напрягла, вот я и родилась. Это ты так к телкам подкатываешь?

— Староват я для подкатов. При тихой погоде я слышу, как гниет моя печень, а вместо спорта я ползаю, когда напьюсь.

— Ага, поняла, ты говоришь, что стариканам неинтересно, что у меня под юбкой. Не гони.

— Где это ты так говорить научилась?

— В монастыре.

Бармен принес ей напиток в большом стакане, хотя она ничего и не заказывала. Девушка подняла стакан двумя руками и отпила, затем достала из напитка вишенку и положила в рот.