Сумер. Злота лучше тебя помнит… А ЧК было возле еврейского кладбища, из которого потом сделали городской сад имени Шевченко.

Рахиль. Недалеко от базара…

Сумер. Да, там базар… И там на углу есть дом точно такой, как этот, в котором ты живешь, такой же серый кирпичный и с такими же пузатыми буржуазными балконами.

Рахиль. Что я, не знаю?.. Это доктор Шренцис построил. Он построил городской театр и несколько таких домов.

Сумер. Так в этом доме было ЧК, а во дворе этого дома были сараи. И тех, кого ЧК расстреливало, оно закапывало в те сараи. Теперь братская могила на бульваре, а тогда была братская могила в сарае… Когда в город вошли петлюровцы, так стало известно, где ЧК расстреливало.

Злота. Что я, не помню?.. Я помню… Йойна первый комсомолец… Раньше он был портной, а потом стал чекист… Жена у него была такая грязная, паршивая… Его в тридцать седьмом году самого убили… И еще был Срулык, что у него на глазу было бельмо… Его все звали Срулык Слепой… Тоже чекист…

Рахиль. Срулык потом стал не только слепой, но и хромой, но пенсию он не имеет. (Смеется.)

Сумер. Вы дадите мне рассказать?.. Когда вошли в город петлюровцы, так они ловили евреев и посылали их выкапывать убитых… Так меня тоже поймали…

Злота. Я помню… Ой, как мы все переживали тогда… Мы были маленькие дети. (Смеется.)

Сумер. Когда мы выкапывали, вокруг нас собрались православные бабы и плакали, и кричали, что всех нас, евреев, которые выкапывают, надо убить… А тех, кого ЧК расстреляло, хотели хоронить с хоругвями… Так среди расстрелянных нашли не только православных, но и евреев… Этот Йойна родного брата расстрелял, который имел магазин… Его тоже там нашли. И других… Так петлюровцы не знали, что делать… Перед нами, правда, не извинились, как перед тобой, Рухл, сейчас, но зато нас отпустили… Так что тогда говорили, что в братской могиле закопаны все, кроме евреев, и теперь так говорят. (Смеется.)

Звонок телефона.

Злота (берет трубку). Что? Кто? Кто? Кто?

Рахиль (подбегает, вырывает трубку). Да, девушка, я заказывала Житомир… Хорошо, я подожду. (К Сумеру.) Слышишь, Сумер, как курица кудахчет, когда за ней бежит петух, так Злота говорит по телефону.

Злота. Боже мой, боже мой, все время она меня перекривляет. Я имею от нее отрезанные годы…

Рахиль. Ша, Злота, я ведь ничего не слышу… Да, девушка, я жду… По талону… Куплен на Бердичевской городской почт… (К Сумеру.) Я звоню каждый день, если я Люсе не позвоню, я не могу. Ой, эти Алла и Лада — я без них не могу.

Злота (смеется). А сюда они редко звонят.

Рахиль. Ну что делать… Петя очень бережливый. А мне не жалко. Полпенсии у меня уходит на телефон… Да, девушка… Я слушаю… Это Алла? Люся… У вас один голос… Здравствуй… Как вы живете? Hу, вчера я звонила вчера, а сегодня — это сегодня. Я здесь вам купила мешок картошки, я приеду, так я привезу. Неужели Петя не может подъехать? Где? В командировка? На соревновании в Днепропетровск… Ну, пока он вернется в Житомир, я привезу… Возьму такси и привезу картошка, мне не тяжело, ты же знаешь… Как Ладина рука? А Алла? Ой, боже мой, у Аллы есть чирий… У моих детей никогда не было чирий… Ладочка… Где Ладочка, чтоб мне было за ее кости… Я приеду, я привезу ей киевский торт. Чирий надо лечить, это может стать фурункул… Как Лада кушает? Я ей куплю торт за три рубля… Если она не будет ходить боса по полу, я ей куплю. А кефир вы покупаете? Не надо его искать, надо идти и купить. Я имею еврейскую привычку не искать. Вэй з мир… Масло ты кушаешь, колбаса? Словом, я сказала, я приеду, я привезу киевский торт и мешок картошки… Рузи нет… Миля на речке, купается в ледяной воде. (Смеется). А с Гариком несчастье. Он только хочет жениться на Тинке. Ой, я не живу… Здесь Сумер… Привет тебе. И от Злоты… Я завтра опять позвоню… Зай гезынт… Будь здорова… (Кладет трубку, радостно улыбается.) Ты слышишь, Сумер? Лада сидит и плачет. Алле на именины я купила большой торт, а ей я купила маленький торт… Ой, чтоб мне было за каждую ее косточку… Ой, это сладкая девочка…

Сумер. Ничего, пусть она только станет чуть постарше, так ты начнешь с ней ругаться. (Смеется.)

Рахиль. Ой, я до этого не доживу. (Вздыхает.) Но когда я там жила, мой зять сказал мне, что я у них съела много картошки… Это Миля номер два… Я нянчила ребенка, я варила обед, я ходила на базар… Но ничего, надо молчать… Для своих детей я должна быть хорошая, а для всех остальных я не хочу быть хорошая… Пусть про меня говорят что угодно, мне кисло в заднице… Это Злота хочет для всех быть хорошая…

Злота (смеется). Вот так она ко мне цепляется.

Сумер (смеется). Я тоже хотел быть хорошим… Когда я служил при Николае, так унтер выстроил нас, вызвал одного жлоба из строя, а потом он вызвал меня и говорит: Луцкий, дай ему в морду… Я не хотел… Тогда он говорит жлобу: ты дай ему в морду… И что ты думаешь, он дал мне в морду. (Смеется.) Но так дал, что я на всю жизнь запомнил.

Злота. Ой, что я, не помню, как ты рассказывал?.. Когда началась война, это еще до революции, так ты качался по земле, качался, и так по земле ты домой прикачался с фронт. (Смеется.)

Рахиль. Это Рузя, у нее ключ.

Рузя (входит сердитая, испуганная, встревоженная). Гарик дома?

Рахиль. Его твой муж забрал с собой на речка…

Рузя. Я ему дам водить Гарика на речку! Гарика надо раздеть, разуть и посадить дома. Ты знаешь, Тинка приехала из Винницы?..

Злота. Ой, я не могу жить…

Сумер (достает из кошелки сверток). Рузя, смотри, какое я мясо купил. Правда, хорошее? Я стоял в очереди, но я был первый.

Рузя. Ай, Сумер, отстань со своим мясом. Я сейчас зайду к Луше, так я ей устрою черный день…

Рахиль. Боже паси, при чем тут Луша? Луша сама плачет. (Стук в дверь.)

Рахиль (заходит на кухню). Вот она сама идет. (Возвращается с Лушей.)

Рузя (кричит). Луша, я вас предупреждаю.

Луша. Что вы кричите?

Рузя (кричит). Я не кричу, я предупреждаю. Если я увижу вашу Тинку…

Луша. Следите за своим Гариком.

Рузя (кричит). Если я увижу вашу Тинку с Гариком, я ей голову поломаю.

Луша (кричит). Я тебе поломаю, что своих не узнаешь… На кой хрен мне нужен в доме твой еврейский сопляк…