И вот он уже касается меня всем телом. Вдавливается в моё, идеально подстраиваясь.

Дыхание сбивается и обрывается снова, потому что он опять меня целует. Теперь уже трогая везде, где ему вздумается.

Ладонью проходится от бедра до груди, безжалостно сминая тонкую и явно дорогую ткань платья, обтягивающего мою фигуру как вторая кожа.

Я начинаю неконтролируемо дрожать и выгибаюсь вперёд, когда Мирон с идеальной точностью находит затвердевший сосок и сжимает его до сладкой боли, до мерцающих звёзд перед глазами и липкой влаги в моих трусах.

Я бьюсь в его руках, стараясь оттолкнуть, ударить посильнее. Разорвать варварский и наглый поцелуй, остановить вездесущие руки, оглаживающие бедро в вырезе платья и мужские мягкие губы, снова и снова атакующие мой рот.

Испускаю капитулирующий стон, вцепляясь в плечи. Притягиваю Мирона ближе к себе, врезаясь ноющей и тяжелой грудью в его твёрдую, ходящую ходуном от частого дыхания. Запускаю пальцы в длинные растрепавшиеся волосы и на секунду жмурюсь от удовольствия, касаясь его языка своим.

Мирон скатывается с меня и ложится спиной на стену рядом. Улыбается и трясёт головой, смотрит исподлобья.

— Бешеная сука, — шипит Мирон, прикрывая тыльной стороной ладони губы. — Ты в курсе, что только что завела меня ещё больше?

Я прикусила ему язык. Со всей обидой и ненавистью, которые живут во мне ровно в таком же количестве, как страсть и любовь. Борются друг с другом не на жизнь, а на смерть, заставляя меня страдать, раздирая на мелкие частички моё сердце.

— Засунь руку в штаны и помоги себе сам! Или попроси более сговорчивую подружку.

— С тобой никто не сравнится, неАнгел.

Бьёт словами. Вскидываю глаза. Мирон смотрит открыто, без намека на насмешку. Что он такое говорит? Зачем? Опять играет?

Рядом с ним я схожу с ума.

Испытываю за короткий промежуток столько разных эмоций, что у меня начинает болеть голова.

— А ты уже пытался сравнить, да? Может быть, и мне надо? Может быть, мне тоже нужно с кем-то переспать, Мирон, чтобы вытравить тебя из своего сер…

Заткнись, Лина. Он больше не услышит от меня слов любви, даже если решит упасть передо мной на колени.

— Ну давай… — растягивая слова, говорит Гейден. — Договаривай.

— Пошёл на хер.

— Только с тобой.

Отскакиваю подальше.

Мне это больше не нужно. Всё в прошлом. Мирон и я. Это прошлое.

Поправляю сборящееся помятое платье, растрёпанные волосы. И выбегаю из своего укрытия, где ещё пять минут назад собиралась спрятаться от всех и перевести дух. Вместо спокойствия и отдыха получила порцию разряда тока, будто побывала под дефибриллятором. Сердце колотится на износ.

— Ангелина, готова? Ещё немного попозируешь? — зовёт Роман, не отрывая взгляда от своего фотоаппарата, видимо просматривая отснятый материал.

Зато рыжая уставилась прямо на меня и громко присвистывает:

— Теперь она точно готова.

Вот чёрт!

И на меня уже смотрят почти все.

Мальвина всплёскивает руками, хватается за кисти для макияжа и спешит в мою сторону, расталкивая остальных.

Ирина приподнимает брови. На её красивом лице читается лёгкое замешательство, а затем она быстро отводит взгляд и осматривает студию.

Надеюсь, у Гейдена хватит ума остаться за ширмой, и надеюсь, никто не успел меня хватиться. Улыбаюсь его матери, игнорируя немой вопрос в её взгляде, направленный на мой рот. То, что моя помада безжалостно размазана и испорчена, мне понятно и без зеркала.

— Я сейчас всё поправлю, — рядом со мной возникает Мальвина. — Тебя что, пытались сожрать?

— Нет, я неудачно попила воды.

— Ага, ещё скажи, что сосала чупа-чупс.

Молча опускаюсь на стул, позволяя ей привести в порядок мой макияж, который так безжалостно испортил Мирон.

Больше никто не комментирует мой внешний вид. Я встаю перед фотографом и со злостью смотрю в его сторону, собираясь выполнить, что от меня требуется, и наконец уйти. Надеюсь, огня в моих глазах теперь достаточно, потому что в душе творится настоящий пожар.

13.1

Остаток съёмки проходит в напряжении. Я зла, и меня колотит. Если Мирон хотел вывести меня из равновесия, опять пошатнуть мой мир, чтобы он содрогнулся от его присутствия и затрепетал, ему это удалось.

Не хочу выслушивать его предложения. Ничего стоящего всё равно не услышу. Сделки, завязанные на деньгах, меня больше не интересуют. Просто секс — тоже. Даже отношениями меня больше не заманить в тёмные дьявольские сети Мирона. Наоборот, хочется вырваться, уехать подальше, вытравить его из своей головы и сердца.

Стать свободной.

Только тело до сих пор пылает в тех местах, где он меня касался. На языке всё ещё чувствуется вкус Мирона. А колени становятся мягкими, когда мой взгляд наконец цепляется за фигуру в чёрной толстовке с накинутым на голову капюшоном.

Гейден выходит из-за ширмы, смотрит на на меня в упор, пытаясь смутить. Выше приподнимаю подбородок и прожигаю его взглядом в ответ.

Мирон прячет руки в передние карманы джинсов и поднимает брови. Никуда не торопится. Не уходит. Просто смотрит. Так смотрит, что кожа покрывается мурашками, а соски напрягаются и проступают под тонкой тканью платья.

Я тряпка. Даже когда злюсь и искренне ненавижу его, всё равно реагирую мгновенно.

Но я уже знаю, как задеть дьявола.

Опускаю ресницы и тут же взмахиваю ими вверх. Выставляю вперёд ногу в разрезе платья и немного откидываюсь назад, принимая выгодную позу. Пусть смотрит на то, что никогда больше не будет его.

Мирон кривит губы в усмешке. Губы, которые ещё недавно терзали мои. Ласкали и целовали так, словно и правда соскучились. Проходится взглядом по моему телу так, словно жалит его. Запоминая каждый изгиб, каждую деталь.

Встряхиваю локонами и запускаю пальцы в волосы, взлохмачивая их. Все взгляды в комнате обращены в мою сторону. Камера Романа делает снимки нон-стоп.

Спускаю лямку платья, придерживаю ткань на груди руками и стягиваю зубами шёлковую перчатку за указательный палец.

За спиной фотографа Ната запихивает в рот бутерброд и показывает два пальца вверх, подбадривая меня.

Только моё представление не для всех, а для одного-единственного, который следит за мной с непроницаемым лицом и маской безразличия. Но я вижу, как темнеют глаза Мирона, как он сжимает руку, спрятанную в кармане, в кулак и как напрягаются желваки на его челюсти.

Нужный эффект достигнут. Дьявол взбешён, возбуждён и не представляет, что я приготовила для него на десерт.

— Отлично. Шикарно. Я снял всё, что