Что он будет делать, когда проклятие исчезнет?

Невозможность умереть делает людей беспечными. Ведь на Халлторе живого места нет!

— Что за мысли топчутся в этой очаровательной головке? — спрашивает он с улыбкой, осторожно исследуя кожу на моей шее кончиками пальцев.

– Что бессмертие совершенно отвратительно сказалось на твоих боевых навыках, — ворчу в ответ и хмурюсь, рассматривая новые и новые шрамы: на ключицах, на сердце, на ребрах.

— Ни один мой враг живым не ушел! — Халлтор произносит это так, будто мои слова его глубоко задевают, хотя в синеве глаз все еще пляшет смех и золотые огоньки. Притворщик мохнатый!

— А когда проклятия не станет — что делать будешь?

— Вот когда не станет, тогда и буду думать.

Я недовольно скрещиваю руки на груди.

— Ты говоришь совсем не как принц, управлявший целым королевством.

— Не забывай, что я много лет так жил!

— То есть Виго тоже так же разукрашен шрамами?

Халлтор хмурится и медлит с ответом.

— Не думаю, — отвечает он неохотно и больше не смотрит мне в глаза.

Неужели ты намеренно искал смерти когда-то? Намеренно бросался на меч, чтобы проверить — заберет ли тебя Галакто в этот раз? И когда она оставалась глуха к твоим молитвам, ты пробовал снова и снова, пока не понимал — все бессмысленно, но все равно продолжал испытывать судьбу и свое тело на прочность.

От осознания этого, от понимания, какая боль должна разъедать душу и разум человека, чтобы он стремился, нуждался в освобождении от оков жестокого наказания, становится страшно и холодно.

— Знаешь, мне было больно, когда… — я спотыкаюсь на полуслове, пытаясь собраться с мыслями. — Когда я тебя ударила. — Пальцы снова и снова оглаживают шрам, я хочу запомнить ощущение теплой кожи под пальцами и шероховатость там, где проходила отметина. — Будто часть души вырвали из тела. Если ты станешь смертным и что-то случится, то я не смогу…

— Я не бросаюсь под клинок специально, — тихо говорит волк. — Не забывай, сколько мне лет, сколько битв я мог повидать. Я вначале просто не мог поверить. Каждый раз, в каждом новом бою я получал удары, а они почти сразу затягивались. Некоторые на самом деле были смертельными, но со временем я перестал их замечать. Все это накладывалось на наше поражение, на потерю королевства, на бегство. Чувства притупились, утихли амбиции и жажда мести. Мир живет своей жизнью, а мы — своей, как умеем.

— И ты никогда не хотел вернуть себе королевство? А твои братья?

— Мои братья нашли себя в другом, — Халлтор притягивает меня ближе и утыкается носом в плечо. — Тем более ведьмы давно нет в живых, мир слишком изменился — он уже не примет нас как правителей. Для людей мы будет чудовищами из далекого прошлого, которые имеют прав меньше, чем раздавленный муравей.

— Альгир — точно такое же чудовище! А другие капитаны-регенты? Они тоже правят с того момента, как приемник ведьмы взошел на трон Эронгары? Это людей не пугает?

— Что ты о них слышала, м? В семи королевствах никогда не было бунтов, торговля идет полным ходом, к магам хоть и относятся с опаской и пренебрежением, но не мешают учиться и управлять своим даром.

— Альгир потрошит своих невест!

Халлтор хмурится сильнее и качает головой.

— И это отвратительно, но люди ничего не сделают, пока лично им ничего не угрожает. Даже если ты вынесешь зверства Альгира на всеобщее обозрение — ничего не изменится, ему найдут тысячу оправданий. Тасэлау не бедствует. Это самый процветающий остров и единственное место, где собирают знаменитые белые короны — главный цветок всех целителей. И не забывай, что выступая против Альгира, ты выступаешь против правителя.

— Но ты все равно идешь со мной и помогаешь спасти родителей…

— Потому что это касается тебя, — он обхватывает ладонями мое лицо и мягко касается губ. Поцелуй выходит обжигающим, трепетным и слишком нежным, совсем непохожим на волка. — Понимаешь?

Мои ладони дрожат, когда я кладу их на плечи мужчины. Внутри растекается странная нежность и теплое чувство родства, рука сама тянется к колючей щеке. Поглаживаю ее пальцами, а в груди давит от невысказанных слов, от накативших чувств и облегчения.

Как хорошо, что он здоров.

Как хорошо, что я смогла спасти его, пусть и не только своими силами.

— Хорошо, что ты здесь, — шепчу в его приоткрытые губы и ловлю судорожный вздох волка, который все еще не касается меня по-настоящему, а только поглаживает спину через рубашку.

Хорошо бы, если бы ты никогда не уходил…

— Нанна…

— Да.

Не оставляй меня…

Его глаза расширяются от удивления, а насыщенная синева темнеет почти до черноты.

— Повтори, — приказывает он хрипло, будто от моих слов зависит его жизнь.

В каком-то смысле так и есть.

Наклоняюсь вперед, обхватываю его шею руками и прячу пылающее от смущения лицо на широкой груди.

— Я говорю тебе “да”, волк.

Мне кажется, что он даже не верит в услышанное, смотрит так недоверчиво, дышит тяжело, хочет наброситься, подмять под себя, но не решается, хотя я понимаю, что читаю волка как открытую книгу. Пытливо рассматривая меня, Халлтор ждет какого-то подвоха, а я просто тянусь к нему за поцелуем, который мне сейчас жизненно необходим. Прижимаюсь к его приоткрытым губам, неловко и слишком поспешно, жду ответа, но Халлтор медлит, просто позволяет себя трогать и целовать.

Отстраняюсь и растерянно смотрю ему в глаза. Не могу понять, почему сейчас, когда я готова принять его всего — мужчина не отвечает. Будто сомневается в моих словах.

— Нанна, ты должна понять…

Становится обидно. Я тут, видите ли, готова броситься ему в объятья, а Халлтор решил воспитательную беседу провести!

— Что понять? Что ты никак не можешь определиться, что тебе нужно?!

Волк удивленно моргает, изгибает смоляную бровь и смотрит так, что предательский румянец стыда и гнева жжет мои щеки и катится удушливой волной от лица вниз, собираясь испепелить меня на месте.

— Я “не могу”? Недавно ты возмущалась, что мне нужны от тебя дети, а сегодня, вы гляньте, — она готова! С чего такие перемены, перечная конфетка?

— Ну, раз тебе ничего не нужно…

Пытаюсь выбраться из его крепких объятий, но волк не отпускает, стискивает до боли в ребрах и фиксирует мой подбородок, чтобы не вздумала отвернуться.

— Так что поменялось, м?

Слова застревают на языке, в голове вертятся только проклятия и грубости, которые хочется бросить Халлтору в лицо. Да посильнее!

— Отпусти! Это просто унизительно…

– “Унизительно”? — хмыкает волк. — Ответить на прямой вопрос своего мужчины — это унизительно?