Недовольство османского двора подогревал английский посол в Стамбуле Абрахам Стэниен. По его мнению, захват русскими Закавказья и Северного Ирана грозил ликвидацией турецкой транзитной торговли. А государственный секретарь Англии Картрайт считал, что планы Петра I по установлению экономических связей между Россией, Ираном и Индией приведут к упадку британские фактории в Индии. Визирь же сначала предложил заключить оборонительный и наступательный союз двух империй — но уже в ноябре потребовал вывести все русские войска из персидских владений. «Турецкие дела и слова непостоянны», — жаловался Неплюев, который в то время настолько считал войну возможной, что стал уничтожать посольские документы, а своего сына поручил заботам французского посла.

Российские дипломаты заняли твердую позицию. 30 октября 1722 года Коллегия иностранных дел в своем «рассуждении» указала, что «для приведения своих земель в надлежащую безопасность и содержания свободного купечества» занятые территории «удержать» необходимо, без них «его императорскому величеству пробыть и свои действа там оставить невозможно». Однако можно предложить туркам: если они захотят себе нечто «присовокупить» из иранских владений, царь готов «с Портою о том согласитца».

Предложения о взаимном прекращении наступления, о нежелании России нарушать мир с Турцией и о возможном разделе Ирана были сделаны и явившимся в Москву зимой 1722/23 года послу султана Нишли Мехмет-аге и «везирскому посланнику» Осман-аге. Царь заявил, что «для поставленной вечной дружбы по прошению Порты оружие свое удержать изволит против ребелов лезгинцов, которых Порта в протекцию приняла». Но зато он намерен удержать некоторые порты и территории в Прикаспии и не собирается воевать там ни с Османской империей, ни с какой-либо другой державой. В ответ на заявления о принятии турецкого подданства Дауд-беком и другими предводителями и требования об оставлении русскими Дагестана послу были предъявлены письма жителей Дербента и Баку и дагестанских владетелей с одобрением прихода российских войск.

Турецким дипломатам был оказан любезный прием с выдачей 1080 рублей только «на корм»; в Москве им выделили покои, на ремонт которых ушла еще тысяча рублей. Сразу при встрече на азовской границе российским комиссаром полковником Иваном Тевяшовым была принята их претензия по поводу грабежа казаками Краснощекова турецких купцов. Атаман признал грех, но указал, что его донцы поживились не на требуемые турками сто тысяч левков (66 666 рублей), а всего-то на 15 тысяч (10 тысяч рублей); но так как все полученное казаки уже давно разделили и потратили, то и взыскать с них нечего; после этого царь сразу же согласился уплатить туркам последнюю сумму в счет будущего казацкого жалованья. Посланцам с избытком выдавали «кормовые деньги» и подарили «соболей добрых» на тысячу рублей; кроме того, 16 и 23 февраля 1723 года Петр I распорядился срочно доставить в Коллегию иностранных дел «на некоторую секретную дачу» 2 тысячи золотых. Но вопрос о войне и мире решался в Стамбуле, и царь в январе 1723 года в грамоте на Дон предупредил казаков о возможном турецко-татарском вторжении после возвращения османского посла в турецкую столицу.

В декабре 1722 года канцлер Г.И. Головкин писал Петру I: «Порта требует, дабы ваше величество все свои войска вывел, и приготовления военные неотменно продолжает». Однако положивший много сил на упорядочение финансов и сокращение расходов Турции Дамад Ибрагим-паша не был склонен к тяжелой и дорогостоящей войне с северным соседом. В этом его поддерживал французский посол маркиз де Бонак, к посредничеству которого сразу же прибегнул Петербург. Мир с Россией соответствовал французским интересам: надо было удержать турок от войны на Востоке, чтобы иметь возможность с их помощью угрожать главному сопернику Франции в Европе — австрийскому императору; к тому же в Петербурге велись переговоры о заключении союза с Францией и браке дочери Петра с сыном французского регента, герцога Орлеанского.

Русское правительство со своей стороны также приложило усилия для мирного разрешения ситуации, чему способствовал выход российской армии из Дагестана. Визирь на некоторое время успокоился. Но на очередной встрече с резидентом 10 февраля 1723 года он заявил о принятии в подданство Хаджи-Дауда и скором «поддании» афганского вождя Махмуда и своем настоятельном предупреждении: Россия вправе для наказания виновных на какое-то время занять некоторые территории, однако оставлять их за собой не должна, поскольку они населены мусульманами. Посредничество де Бонака помогло разрядить ситуацию. 16 февраля 1723 года Петр написал Неплюеву «пункты», в которых обозначил базу для достижения соглашения.

Император объявлял, что Россия согласна «руку отнять от тех, которые не х Каспийскому морю владении имеют, и на то согласитца, что хотя оные и пот турецкою властию останутца, однакож бы войск своих туды не посылали; а напротив того, чтоб и турки от грузинцов також руку отняли, а мы також туды войска не пошлем». В случае если турки будут упорствовать, Неплюеву разрешалось предложить линию раздела прикаспийской территории «шестью часами землю одну уступили от Каспиского моря. А чтоб берег отдать, того учинить веема невозможно». Таким образом, Россия получала полосу земли на шесть часов езды от моря, то есть приморскую коммуникацию вдоль побережья Дагестана и прибрежную часть Ширва-на — Дербент, Мушкур, Низабад, Баку и Сальяны. Уступать эти земли Петр не собирался ни на каких условиях; населявшие мусульмане «турецкого закона» (сунниты) должны были либо перейти в российское подданство и состоять в нем на условиях, согласованных с Турцией, либо переселиться. Дамад Ибрагим-паша предложил несколько иной вариант: Турция получает весь Ширван и почти весь Дагестан, и только территория между Тереком и Сулаком отходит к России.

Эти предложения были для России неприемлемы, однако усилиями заинтересованных в мире сторон наметился если не компромисс, то по крайней мере основание для затяжного торга. Участие в нем принял и посол Тахмаспа, которому турки также предложили помощь, но на аналогичных русским условиях уступки ряда западных провинций.

Турецкая сторона требовала, чтобы Россия оставила города Дербент и Баку, а также дагестанские земли, так как на побережье Каспийского моря она не имеет никаких прав. Неплюев ответил, что такое требование он даже не смеет сообщить царю, поскольку имеет точный указ о том, что «Россия от Дербента и Баку и помянутых князей руки своей не отнимает ни по единому образцу». Если же султан, зная намерения русского императора, все же прикажет своим войскам приблизиться к Каспийскому морю, то «явно подаст тем русской стороне подозрение». Резидент твердо держался сделанных 16 февраля предложений, тем более что к этому его призывал и канцлер Г.И. Головкин. 9 апреля 1723 года тот писал Неплюеву, что российские интересы требуют не допускать Турцию к Каспийскому морю; а если же османское правительство захочет из-за этого нарушить мир, то Россия к войне готова.

В 1723 году оборонительные мероприятия проводились вдоль всей южной границы от Волги до Днепра. Петр I назначил командующим на Украине одного из лучших российских полководцев генерал-аншефа князя М.М. Голицына; ему были подчинены все находившиеся там войска, Малороссийская коллегия, Войско Донское, воронежский губернатор и белгородский и севский воеводы. 4 апреля император распорядился увеличить численность украинской ландмилиции до шести полков; в иррегулярные полки офицерами должно было определять не только русских дворян, но и поступавших на русскую службу уроженцев Валахии и Сербии. Были даны указы об устройстве сигнальных маяков (пирамид), о сосредоточении у турецкой границы 70-тысячной регулярной армии и устройстве там дерево-земляных укреплений; отданы распоряжения о строительстве судов в Воронеже и Брянске для воссоздания Донской и создания Днепровской речных флотилий.