Этот страх не прошел и после Куликова поля, потому что почти сразу вслед за ним Москва была сожжена Тохтамышем. И не испарился после «стояния на Угре», потому что грозные ханства татарские продолжали окружать русские земли со всех сторон. И со всех сторон, повторим, можно было от них ждать набега, разорений, неволи, гибели. И уж как ни радовался русский народ разгрому Казанского и Астраханского ханств, как можно забыть, что стоил он многих кровавых усилий. А тут вдруг не многочисленные русские рати, а какая-то банда, шайка, безвестная до того ватага громит, да как — наголову, грознейшее и мощнейшее Сибирское ханство, рассеивает его воинство, в сотни раз большее по численности! Воинство, которым в сечах руководил прямой потомок Чингисхана Кучум. Вот тогда-то все русские поверили по-настоящему: все, татарской опасности — конец!

Как же не сохранить такой подвиг в благодарной памяти народной!

И никто русский народ за это осудить не вправе.

Так что с полным основанием Ермак Тимофеевич — национальный герой русского народа. Исполать ему!

Только не надо делать его героем всех народов империи. Не может он стать героем татарского народа, так же как трудно приучить поляков считать Суворова их национальным героем. Или Шамиля — русским.

Да, так получилось: мы — наследники создателей и жителей одной из величайших империй в мире. И не надо шарахаться от этого слова только потому, что нам еще в детских садах внушали: империалисты — это бяки. И невдомек нам было, что, назвав бывшую Российскую империю — СССР, большевики мало что изменили в империалистической сути огромной страны.

Но что же такое империализм? Н. Бердяев в «Судьбе России» предлагает такое толкование этого термина: «В истории нового человечества происходит двойственный процесс — процесс универсализации и процесс индивидуализации, объединения в большие тела и дифференциация на малые тела. Национализм есть начало индивидуализации, империализм — начало универсализации. В то же время, как национализм склонен к обособлению, империализм хочет выхода в мировую ширь… Империалистическая воля пролила много крови в человеческой истории, но за ней скрыта идея мирового единства человечества, преодолевающего всякую национальную обособленность, всякий провинционализм… И очень наивна та философия истории, которая верит, что можно предотвратить движение по этому пути мировой империалистической борьбы, которая хочет видеть в нем не трагическую судьбу всего человечества, а лишь злую волю тех или иных кланов, тех или иных правительств…»

Правда, у русского империализма, по тонкому наблюдению профессора Гарвардского университета Ричарда Пайпса, многократно повторенный историей феномен стремления многих правителей к концентрации народов и государств вокруг какого-то одного народа или государства имел еще и более «субъективные» объяснения. Определяющее из них, по Пайпсу, — бедность природы исконных русских земель. Но этот фактор многократно усиливался и завистью московских правителей к образу жизни правителей и народов окружающих стран. Ведь купцы доводили до них и нежную мягкость сибирских соболей, и красоту кубков, блюд арабского чеканного серебра, и тонкие кипрские вина, и прочая, и прочая, и прочая… И довольно простой, в военном отношении, конечно, им казалась возможность добраться посуху или водой в любой конец тогдашнего мира, где были эти богатства — в Европу, бухарские края, Сибирь и далее.

Потому-то в русской истории и столь чтимы герои-захватчики (как и в истории империалистической Испании — Кортес и Писарро, а в истории США — «пионеры» захвата у индейцев западных территорий Северной Америки).

Конечно же, это понимали и великие русские философы. Тот же Николай Бердяев констатирует: «…Человечество идет к единству через борьбу, распрю и войну. Это — печально, это может вызвать наше негодование, это — показатель большой тьмы, в которую погружены самые корни человеческой жизни, но это так…» Тем не менее он убежденно заявляет: «Но империализм с его мировыми притязаниями вовсе не означает непременно угнетение и истребление малых народностей…»

Владимир Соловьев, другой великий русский философ, как бы дополняет Бердяева: «Всякая народность имеет право жить и развивать свои силы, не нарушая таких же прав других народностей».

А уж если им довелось схлестнуться в ратоборстве, то надо помнить — после любой драки наступает мир. И снова надо жить рядом. И понимать — «…никогда нельзя сказать, что в любой борьбе один народ целиком представляет добро, а другой зло, один народ может быть лишь относительно более прав, чем другой». (Это опять Бердяев).

Вот и всё. Рецепт прост. И в нем одно из основных требований — не навязывать другим свой стиль жизни, своих богов, своих героев. Но то, что осмыслили великие русские философы, далеко не стало нормами бытия российской, а потом и советской государственности. Если многие малые народы искренне тянулись к большой, великой культуре русского народа, то государственные структуры делали все, чтобы эту культуру сделать монокультурой. Заменяли арабский алфавит кириллицей, для всех вводили один обязательный государственный язык, одних и тех же святых и героев — Владимира Святителя, Степана Разина, Павлика Морозова…

Думается, при всем огромном моральном и политическом значении для русских сделанного Ермаком не стоит делать его героем, скажем, татарского народа. У него есть Тохтамыш, которого тоже вовсе не обязательно чтить москвичам…

Захват Казани и Сибирского царства резко изменил характер колонизации Каменного Пояса. В самом деле, до этих событий здесь была приграничная зона, охраняемая редкими гарнизонами, и любой поселенец принужден был считаться с опасностью — причем грозящей каждодневно — гибельного набега разбойных орд. Решались жить здесь либо казаки — перекати-поле, что и сами-то были, по сути, разбойниками, либо те, кто в этой неспокойной зоне пытался, конечно, крепко рискуя, налаживать торговый обмен. Когда же уральская территория стала чуть ли не серединой московских земель, поселенцы уже могли обосновываться здесь обстоятельнее, уверенно вкладывать значительные капиталы в освоение новых мест.

Еще Иван I Калита был безмерно разъярен сведениями, что новгородцы могут разживаться «закамским» серебром. Ему, кого снедала неуемная страсть прибирать к своим рукам все, до чего они только могли дотянуться, этот факт был просто непереносим. Желание заполучить «закамское» серебро сыграло не последнюю роль в непрестанном плетении Калитой всяческих козней против вольного Новгорода Великого, в стремлении хотя бы отторгнуть у города (если уж невозможно пока покорить Новгород) земли Заволоцкие, Пермские да Югорские, откуда то серебро ввозилось.

Иван III Васильевич I целенаправленно и успешно претворял замысел своего загребущего предка. Он осуществил его мечту с лихвой — разгромил-таки окончательно новгородские рати. И только-только успел отпраздновать московский государь одоление богатого и грозного соперника и присоединение к своим владениям обширных его земель, как тут же призадумался — как рациональнее, с большей выгодой их использовать. Слухи о сокровищах, таящихся в недрах Каменного Пояса, не дают и ему спокойно спать. Уже с начала 80 — х годов XV века во многих посланиях к закордонным своим коллегам-правителям Иван III просит прислать ему людей, сведущих в поиске и обработке медных и серебряных руд, поскольку — а в том государь московский был крепко убежден — в его землях они есть, да только нет мастеров, знающих, как их выявить и как выплавить из них металлы.