– Как прекрасно, что вы так интересуетесь историей! Наверное, это ваше хобби? Вы им настолько увлечены, что буквально не можете держать себя в руках! Мне ведь Егор рассказывал: вы уже были в Эфесе! Он еще три порции мороженого слопал, причем одну самостоятельно купил. Нашел вроде бы пару долларов на земле, которые кто-то из туристов потерял… Кстати, у вашего сына явно актерские способности! Он так талантливо копирует людей, передает их интонации – а сам ведь еще совсем малыш…

Татьяна резко покачала головой, и лежащая на плече темная косичка сразу улетела на спину:

– Я люблю историю. Но не до такой степени, чтобы на одну и ту же экскурсию несколько раз ездить. Просто работа у меня специфическая. Я – журналистка. Журналистский отпуск – слишком условное понятие. Эх, и угораздило меня, как я и обещала коллегам, на телефонные звонки отвечать! Правду говорят: ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Но мне же всегда больше всех надо. Волнуюсь: может, статей моих не нашли или по иллюстрациям возникли вопросы. Не сбросила вызов – и вот результат. Начальница срочно затребовала репортаж из Эфеса. Менеджеры по рекламе привлекли крупного рекламодателя, но он не хочет только модуль размещать, ему и статью подавай. Как я упрашивала свою шефиню, вы бы слышали! Говорила: в Турции уже описан каждый камень, ну что вам стоит сделать компиляцию на основании материалов из Интернета. Все без толку. Ей как вожжа под хвост попала: надо писать собственный материал, клиент привередливый, и прочь халтуру из нашей жизни. Короче, отвертеться не получилось, пришлось работать. Хорошо еще, что ноутбук у мужа с собой оказался. Он бизнесом занимается и не может себе позволить не держать руку на пульсе, пару часов в день стабильно переписывается то с замом своим, то с бухгалтером. Иначе пришлось бы мне рыскать по Кушадасам в поисках компа с русской клавиатурой!

Она все говорила правильно, худенькая девочка с незапоминающимся, невыразительным личиком и длинными ровными ножками.

Все – очень правильно.

Кто общался с журналистами, тот согласится: любые их планы летят в тартарары, если возникает срочная работа. И никогда нельзя отключить мобильник, и всегда надо таскать с собой ноутбук и диктофон, и постоянно вот так – то пожар, то наводнение, то кризис, то катастрофа. Приходится забывать обо всем, бежать, узнавать, писать, обгонять конкурентов, обижать своих родных, которые перманентно недополучают заботы и внимания. Такая специфика профессии – ее надо или принимать полностью, или держаться подальше. Моему сыну повезло, его жена – мудрая женщина, которая никогда не скажет ни слова упрека во время очередного аврала, но всегда поможет пережить очередную запарку с наибольшим комфортом.

Так что в словах Тани меня ничего не насторожило.

Но ее глаза…

Я видела отчаянный страх, который в них взметнулся.

Он никуда не исчез, он разрушал и грыз девочку, хотя я изо всех сил старалась перевести разговор на другую тему…

– Слушайте, ну куда же вы направляетесь? Теренция, милая, холод-то какой! Давайте воротимся… Мы идем вперед уже так долго. У меня ноги болят, я озябла. И я знаю, что вы задумали, и я не позволю, вы слышите?! Не позволю, и можете делать со мной что хотите!

Наконец, Петра, запыхавшись, умолкла. Но сразу же вцепилась в локоть хозяйки, демонстрируя тем самым серьезность своих намерений: ни за что не допустить совершения самоубийства.

Сил сбрасывать цепкие пальцы Петры у Теренции уже не было. Прошагав по горам несколько часов, она вообще стала опасаться, что с минуты на минуту потеряет сознание. Какой уж тут прыжок в смерть, в бездонную пропасть. Не та ситуация, не те условия. Тело налилось свинцовой сковывающей усталостью. Да еще и эта семенит рядом, сумасшедшая рабыня-спасительница, еле ковыляет, но все время бормочет: «Бог жизнь дал – он ее и заберет. Все в его власти, и за все испытания, которые он посылает, благодарить надобно…»

Но все равно, упрямо стиснув зубы, еле передвигаясь, почему-то все равно хочется идти вперед – к серому пасмурному небу, гладким скалам, заросшим невысокими деревьями горам.

Может, когда идешь – меньше думаешь? И не так больно от случившейся страшной трагедии?

Но как же не больно, когда…

Теренция сделала глубокий вдох, готовясь к очередному приступу мучительных страданий.

Они были очень похожи – приступы.

Сначала вскипало возмущение. Какая же Лепида коварная циничная дрянь! Она все рассчитала правильно. Если муж уходит к другой, то глупо устраивать ему сцены ревности, взывать к совести, кричать о своей любви – вымышленной ли, реальной, не суть важно. Такое поведение изначально выглядит жалко. Битва проиграна, супругу хорошо в объятиях другой женщины. Открыть Марку Луцию глаза на неверность любовницы? А если он не поверит, решит, что это – просто зловредные козни, попытки бросить тень на его прекрасную любимую девочку? Или поверит, но сможет ли он после этого быть с женой, которая стала причиной сильной боли, мучительного разочарования? Однако вот если соперницу уничтожить, отнять у нее самое дорогое, вынудить самой отказаться от сенатора… То куда придет блудный супруг в поисках утешения? Коварная, гнусная Лепида! Марк Луций ошибается, считая свою жену недалекой глупышкой. О, нет, дура такой план разработать бы не смогла никогда! Она превратила своих рабов в зорких, внимательных наблюдателей, выяснила все про Феликса и отточила каждую деталь кровавого дьявольского замысла. Нанесла удар, больнее которого ничего нет, раздавила, уничтожила… Внешне, конечно, никто ничего не заподозрил. Ночной пир, изысканные яства, сражение гладиаторов перед гостями в роскошном атрии – обычное дело, традиция в богатых знатных домах. Конечно, Марк Луций согласился. У него ведь легкое чувство вины, и он, несомненно, захотел доставить жене радость – довольная женщина не так внимательна и ревнива. А то, что супруга просит привести для сражения в том числе какого-то там Феликса, – ему было абсолютно все равно. Потом, конечно же, был тугой кожаный кошелек, переданный жадному ланисте, потом страх бедного Феликса, потом…

Теренция остановилась и со стоном прижала ладонь к животу. Почему-то всегда вот здесь, на этом витке выматывающих болезненных размышлений, начинает ужасно резать живот. Неужели милого мальчика ударили ножом туда, в смуглую незащищенную мягкость, созданную для легких прикосновений и нежных поцелуев?.. Бедный, сладкий! До конца не оправившийся после болезни, измученный долгой любовной игрой, должно быть, Феликс едва держался на ногах. И умер, наверное, быстро. Любимый, слабый! Почему никто не увидел, что он – сущий котенок против гладиатора?! Почему не вспомнили, какой странный чудесный случай произошел с ним недавно? Но нет – заставили драться, вынудили погибнуть. Должно быть, вдоволь натешившись видом агонии, Лепида распорядилась оттащить еще теплое тело Феликса в сторону, а гости, попивая вино, стали наблюдать со своих лож за следующей схваткой.

Любимый Феликс, обкусанные губы, синие прожилки под нежными веками с длинными черными ресницами… Он был совсем один перед смертью, и никто его не утешил, не ободрил. Прекрасное тело его – где оно? Домашние рабы не занимались им! Знакомые Петры рассказали, что пришел какой-то специально нанятый Лепидой человек и увез труп. О, да – проклятая жена Марка Луция все рассчитала правильно. Если нельзя ничего сделать для любимого, то тело его – как храм любви, которому хочется воздать почести. Но осквернен храм, разрушен целиком и полностью. Не будет у мальчика могилы, достойной его божественной красоты, и даже места его упокоения не выяснить…