Мать Эшлин, хотя и родилась в Папирии, хотела, чтобы ее похоронили по альмирскому обряду. Когда она умерла, Гертцог не отправил ее тело из Незатопимой Гавани в Море Душ, а увез к заповедной речушке, что текла в дне пути к северу от столицы. Ходили слухи, что он отправился туда один, потому что, взъярившись на изменницу-жену, не стал хоронить ее по заведенному обряду и даже не вложил раковину в рот покойнице, а просто зарыл труп в землю и завалил камнями. Впрочем, Эшлин этому не верила.

Перед смертью Гертцог попросил дочь отвезти его к той же речушке и отправить в последний путь без пышных церемоний и без придворных свар. Такое решение ошеломило знать и вельмож Незатопимой Гавани – их лишили возможности выразить искренние соболезнования и продемонстрировать верность престолу, – но Эшлин исполнила отцовскую волю. Она стала королевой. Ей нужно было доказать свою способность властвовать, а не блюсти альмирские традиции.

В путь к заповедной реке Эшлин отправилась в сопровождении Хайден и десятка королевских гвардейцев. Они помогли Эшлин уложить тело Гертцога Мальграва в ладью и, установив кордон в лесу, отошли, чтобы дать королеве возможность попрощаться с отцом.

Оставшись в одиночестве, Эшлин думала, что на нее нахлынет горе, но ничего особенного не почувствовала. Ни слез, ни дрожи в руках. Эшлин не простила Гертцогу жестокое обращение с Сайласом, а просто примирилась с этим. Ее отец долгие годы ждал смерти, готовился к ней вместе с дочерью, и оба знали, что однажды она привезет его тело именно сюда.

Эшлин достала взятую с собой раковину – кремово-белую, с оранжевыми и зелеными прожилками. Гертцог выбрал ее собственноручно, когда начал харкать кровью.

Белка, спрыгнув с дерева, поскакала по речному берегу. У бортов темно-синей похоронной ладьи резвилась форель.

Эшлин надо было произнести слова прощания, и она не собиралась отказываться от этого обряда.

– Гертцог Мальграв был хорошим правителем Альмиры, – начала она. – Он породил двух сильных сыновей и двух прекрасных дочерей. Он разгромил баларское войско в сражении у Черных Сосен. Он дал Альмире тридцать лет мира и благоденствия.

Эшлин умолкла. Рядом никого не было, так почему же она словно бы говорит на публику? Подумав, она произнесла:

– Отец часто выходил из себя и не умел прощать врагов. Он подчинил себе альмирских баронов грубой силой и запугиваниями, грозился заклеймить всех синими полосами. – Она сглотнула. – Но к друзьям он был радушен и щедр и всегда заботился о родных и близких. Мы с ним по-разному представляли будущее Альмиры и по-своему любили родную страну. – Эшлин приоткрыла отцовские губы, положила ракушку ему на язык и снова закрыла его рот. – Прощай, отец. Да найдет твоя душа верный путь к морю. Я всегда буду защищать Альмиру. Обещаю.

Она столкнула ладью в реку. Стайка форели метнулась в сторону. Течение отнесло ладью к излучине, и она скрылась из виду. В Альмире остался один-единственный представитель рода Мальгравов – Эшлин.

Ей было очень одиноко.

Едва Эшлин вернулась в замок, то сразу же направилась на голубятню, которую охраняли три королевских гвардейца. За голубями присматривал старый кастелян по имени Годфри. Сгорбленные плечи покрывала корка птичьего помета.

Дороги в Альмире были ненадежными – мало того что топкие и полуразрушенные, так еще и каждую весну их заливало паводком. Гертцог много лет пытался проложить тракты, которые улучшили бы сообщение в стране и облегчили передвижение войск, но весенние муссоны ему не подчинялись, а карьеров по добыче камня в Альмире почти не было, так что мостить дороги на баларский манер не получалось. Отсутствие прочной инфраструктуры вкупе с религиозной разобщенностью и делало Альмиру отсталой страной. В отличие от централизованной передовой Баларии в Альмире правили суеверия и воинственные бароны.

Эшлин пришла в голову мысль создать голубиную почту, чтобы не полагаться на дороги, поэтому Годфри был одним из самых занятых людей в замке Мальграв.

Вот уже семь лет Эшлин и Годфри разводили особую породу почтовых голубей, способных преодолевать большие расстояния быстрее обычного. Все началось с дюжины птиц, а теперь уже сотни голубей летали по всей Терре: одни – в баронские замки и крепости, другие – в крестьянские хижины, на мельницы и в амбары осведомителей, которым Эшлин платила за сведения о делах местных владык, третьи – к алхимикам, изучавшим девственную природу в отдаленных уголках страны. Были и те, что отправлялись в соседние государства, например в Папирию, а еще – к тайным соглядатаям Эшлин на дальних берегах Моря Душ.

– Здравствуй, Годфри. – Эшлин, пригнувшись, вошла в низенькую дверь голубятни.

Кастелян рассылал альмирским баронам приглашения на коронацию Эшлин с просьбой привести с собой как можно больше воинов.

Эшлин знала, что после смерти отца слишком рискованно собирать войска в Незатопимой Гавани, и не решилась бы на это, если бы просто хотела удержаться у власти. Но Эшлин намеревалась править страной иначе и готова была сжечь престол, лишь бы спасти драконов Терры.

– Доброе утро, принцесса, – с поклоном ответил Годфри и тут же недовольно шевельнул косматыми бровями, осознав свою ошибку. – Ох, прости. Доброе утро, королева.

– Ничего страшного, – отмахнулась Эшлин. – Я сама еще не привыкла.

Годфри кивнул:

– Со временем ко всему привыкаешь. Вот как наши голуби. – Он указал на белокрылую голубку: – Лайла вылупилась из яйца в этой самой голубятне и ничего другого не знала. А сегодня утром вернулась из Папирии – пересекла горы и безбрежный простор Моря Душ. Потому что ты научила ее этому.

Когда Эшлин начала обучать птиц полетам на дальние расстояния, через Море Душ, все решили, что она сошла с ума: обычные почтовые голуби летали не дальше пары десятков лиг, да и то над знакомой местностью. А вот птицы Эшлин пролетали до пяти сотен лиг над водой и не терялись.

– Править страной не труднее, чем обучать голубей, – продолжил Годфри. – Вначале все кажется невообразимо сложным, но постепенно приноравливаешься.

– Надеюсь, ты прав, – сказала Эшлин.

Ей нравился Годфри: его не волновало ничего на свете, кроме заботы о своих питомцах.

– Кстати, Лайла доставила новое сообщение.

Своим ключом (их было всего два, один у Годфри, один у Эшлин) кастелян отпер ларец в углу голубятни и протянул Эшлин крошечный пергаментный свиток, скрепленный восковой печатью с оттиском плавника орки в океане – эмблемой императрицы Окину. Эшлин приложила немало усилий, чтобы заполучить это письмо. После смерти матери Эшлин поползли слухи, что она умерла не родами, а от руки Гертцога Мальграва. Разумеется, ничего подобного не произошло, но убедить в этом жителей далекого архипелага было очень трудно.

Императрица Папирии не могла простить Гертцогу смерти сестры, а тот в отместку стал с прохладцей относиться к островной империи. Однако Эшлин не желала потерять такого ценного союзника и долгие годы, втайне от отца, старалась упрочить связи Мальгравов с Папирией.