— Да, мы будем вместе.

И сейчас…

Я проснулся совершеннейшей развалиной.

Не нужно было засыпать прямо под окном, выходящим на восток, и не нужно было делать этого на продавленной кушетке, но даже задним умом крепок не каждый. В итоге первые же лучи солнца ударили мне в лицо, разбудив надёжнее петухов, я вынужден был зажмуриться, попробовав отвернуться от горячих ласк восходящего светила и теперь уже проснуться окончательно. От боли в затёкших мышцах.

Но как бы рано ни вздумалось встречать рассвет мне, кто-то в Наблюдательном доме встал ещё раньше: на стуле была аккуратно развешана новенькая одежда, а на столе стояла плошка с водой, над которой поднимался отчётливо видимый пар. Значит, надо встать, умыться и одеться? Выходит, что так. Впрочем, главной причиной для незамедлительного поднятия на ноги было то, что лежать тоже оказалось больно.

Протирая глаза и путаясь в полах не подвязанной поясом мантии, я добрался до стола, плеснул на лицо тёплой водой и уставился в зеркало, любезно одолженное мне для бритвенной процедуры. Боженка милостивая, я ведь теперь тоже… почти весь пегий.

Открытие не порадовало. Ещё меньше удовольствия доставило то, что волосы, более не удерживаемые на положенных местах мазью, лезли в глаза, в нос, в рот и щекотали шею в самые неподходящие моменты. Покончив с оскабливанием подбородка, я, не чувствуя ни малейших угрызений совести, той же бритвой укоротил особо надоедливые пряди, от чего те дерзко приподнялись над своими соседками, придавая мне вид мужа, получившего взбучку от сварливой жены, но, по крайней мере, больше не закрывали обзор.

Одежда, справленная разговорчивым коротышкой, вопреки опасениям оказалась не перешитой из старья, а именно новой, хотя и явно собранной из залежавшихся на складе запасов, потому что от сукна рубашки удушливо пахло соответствующим сенным сбором. Но хоть всё по размеру, и то благо. Особенно сапоги. А стёганая куртка с шерстяной подбивкой ещё на вырост сойдёт, в поясе уж точно, и это не может не радовать, ведь там меня разнесёт вширь быстрее всего, если вспомнить отцовскую фигуру.

Закончив одеваться, я, заметив открытую шкатулку, вспомнил события вчерашнего вечера, удалённое напутствие золотозвенника, а главное, торжественно врученный мне знак. Знак, который должно было держать в тепле тела и который…

В складках мантии ничего не было. В пролежнях кушетки тоже. Я посмотрел по всем углам, под немногочисленными предметами мебели, ещё раз перерыл тряпьё и растерянно потёр лоб. Кто-то заходил в комнату ночью и украл знак? Но для этого нужно было лезть ко мне за пазуху, что вряд ли возможно осуществить, не разбудив. Конечно, медальон мог и сам выскользнуть из складок мантии, он ведь достаточно гладкий, а подобрать вещицу с пола способен и ребёнок. Ну я и растяпа! Хотя… Может, оно и к лучшему? Попрошу сообщить моему благодетелю о пропаже, пусть придумывает мне новую службу. Правда, гораздо вероятнее каторга за утрату дарственного имущества.

Я как раз стоял посередине комнаты, прикидывая, сразу идти с повинной или попробовать расспросить местных обитателей на предмет пропажи, когда с потолка прямо над моей головой раздался стрекот. Примерно так пели цикады в родительском саду, когда он ещё не был сожжён Цепью упокоения. Но цикады появляются летом, а никак не по сходу снега.

Стрекот повторился, став ещё назойливее, но переместившись чуть вперёд. А, должно быть, здесь живёт сверчок! Вот этого жучка-червячка мне видеть не доводилось, хотя с детства хотел поймать и рассмотреть, откуда рождается уютный треск. Может, на сей раз удастся? Я поднял голову и удержался от громкого возгласа только потому, что не знал, удивляться или ужасаться.

Знак Смотрителя полз по потолку, расчерчивая пыльную побелку затейливыми узорами, а благодаря тому, что стены комнаты были довольно низкими, я мог рассмотреть, что передвигаться знаку помогают самые обыкновенные жучиные лапы. Наверное почувствовав устремлённый на него взгляд, жук остановился и стрекотнул снова, как мне показалось, вопросительно. Мол, и что ты дальше собираешься делать? Только придвинуть стул, влезть на него и попытаться сковырнуть насекомое на пол, хотя дотрагиваться до вдруг ожившего знака не хочется. Но прежде чем я сдвинулся с места, знак начал движение сам.

Крылья, образующие рисунок, который вчера казался мне кованым, расправились, затрепетали, и жук отправился в полёт. В отличие от мух и прочих своих собратьев, летал он совершенно бесшумно, и уследить за ним можно было лишь по колебаниям воздуха да тени, проносящейся перед глазами. Поймать тоже не представлялось возможным, но этого и не потребовалось: совершив несколько почётных кругов, жук ткнулся в моё плечо и, цепко перебирая лапками, прополз на то самое место, где и должен был находиться знак Смотрителя. К сердцу, напротив которого замер, сложив крылья и вновь превратившись в медальон, оторвать который если и было возможно, то потерять — вряд ли.

В горле основательно пересохло, и я шагнул за дверь, надеясь встретить какого-нибудь служку и раздобыть с его помощью хотя бы подобие завтрака. Однако коридоры здешнего Наблюдательного дома были куда менее многолюдны, нежели столичного, потому, когда после нескольких минут бесплодных поисков где-то впереди раздались голоса, я поспешил добраться до их обладателей.

— Да пойми же ты-ы-ы! — подвывал молодой человек в мундире предзвенника, глядя в дюжую грудь рослого мужчины. — Не могу я сам. Не могу и всё! Послушать могу. Запись сделать. А тебе же совсем другое нужно!

— Так помер хозяин-то, — скорбным басом прогудел второй.

— Да понял я, понял! И ты пойми: ну нету никого сейчас, нету. Вот вернётся эрте Дожан и будет с вами разбираться!

— Так помер хозяин-то. — Бас верзилы стал удивлённее и одновременно чуточку грознее. — Мне хозяйки сказали, чтобы без толку не воротался. Так я и не вернусь.

— И будешь хвостом ходить за мной весь день, — обречённо простонал предзвенник. — А то и осьмицу кряду.

Тут его взгляд, ищущий спасения, наткнулся на меня. Вернее, на рисунок жучиной спины.

— Вот! Вот кто вам поможет!

Он ловко обогнул громоздкую фигуру своего упрямого собеседника и ринулся ко мне.

— Вот видите? — Тощий палец ткнул в знак Смотрителя. — Вот он может сделать всё то же, что и эрте Дожан. Вот его просите!

— Мне хозяйки велели человека из городской управы везти, — не отступил верзила. — Я и привезу.

Предзвенник поманил меня пальцем и, когда я наклонил голову, зашептал мне прямо в ухо:

— Выручайте, эрте! Знаю, знаю, что всё это не ваше дело, но у меня уже голова звенит от этой орясины, а сделать всё равно ничего не могу. Да и к тому же… — Его взгляд радостно просветлел. — Вы же в Блаженный Дол назначены, верно?

Чем меньше людей заняты на службе, тем скорее между ними распространяются любые сведения, так что попусту удивляться не стоило, и я согласно кивнул.

— А Мейен как раз по пути! От него-то до Дола почти рукой подать. Вы туда только заглянете и отправитесь дальше, вот и все дела!