Почему я всё это делаю?

Не «зачем» — мне же всё равно нужно было куда-то подаваться, — а «почему». Незнакомый человек, не пожелавший или не посчитавший необходимым представиться, наговорил непонятных речей, наведших в моей голове дурной туман, потом чуть ли не силой пихнул в руки Звеньев Цепи одушевления и безмятежно откланялся, а я, как послушная овечка, отправился… хорошо бы не на заклание. Хотя смысла протестовать уже нет. Да и от барахтанья меня предупреждали.

Почему я слушал его? Потому что он умеет говорить так, будто каждое слово, слетающее с губ, стоит не меньше морской жемчужины.

Почему послушался, даже не понимая, о чём идёт речь? Ответ прост. Потому, что меня натаскивали на подчинение. Да, в разумных пределах, но по большей части беспрекословное и немедленное. Впрочем, даже если вся многолетняя сопроводительская служба была заблуждением, которое рано или поздно закончится полнейшим крахом, надо признать: в жизни порой возникают случаи, когда сомневаться и раздумывать попросту некогда.

Догадывался ли я, чем закончится водружение Соединяющего жезла в купеческой лавке? Разумеется. Но не позволил своей догадке принять осознанную форму. А ведь можно было помедлить, возразить, предложить иной выход. И допустить, чтобы животные и люди успели убежать. Мог ли тот крошечный лисёнок причинить зло жителям столицы? Сейчас уже не узнать. Но даже если один шанс из ста кричал об опасности, всё произошедшее было оправданным. Словами закона конечно же. Человеческие слова, способные описать весь тот ужас и скорбь, ещё надо было бы поискать.

Золотозвенник действовал чётко и бил метко. Он знал, что я привычно подчинюсь любому приказу, поскольку всё ещё не осознавал: со службой сопроводителя покончено. Правда, оставался один неуютный вопрос, который можно на время отодвинуть в сторону, но от этого не становящийся менее колючим.

А удастся ли мне когда-нибудь осознать, что прошедшая жизнь прошла? Закончилась, рассыпалась прахом, разлетелась на осколки. И портал сыграл роль материнского чрева, исторгнув меня словно рождённым заново. Вот только крика не было. Запоздал. Зато когда раздался из распахнувшихся дверей, у меня заложило уши:

— Добро-добро-добро пожаловать!

* * *

Мантия вертлявого коротышки, волчком закрутившегося вокруг меня, тоже была синей. Когда-то. А теперь на ней в великом множестве присутствовали пятна, застиранные и вполне свежие, свидетельствующие о том, что кушают Звенья Цепи одушевления хоть в столице, хоть в провинции сытно и обильно.

— Как себя чувствует эрте? Руки-ноги-голова на месте? Благодарение Божу! Путешествия через портал совершенно, ну просто совсем-совсем безопасны, однако столько жалоб возникает, столько жалоб…

Он тараторил, делая краткие паузы, только чтобы наполнить лёгкие воздухом, и, надо сказать, ритмом дыхания не уступал хорошему пловцу. Но меня в эти минуты больше занимали не чужие трудности, а собственные. Начиная с испорченной одежды.

— Не извольте сомневаться, одёжку мы вам справим! На два счёта справим! — поспешил заверить коротышка, уловив направление моего взгляда. — А сейчас прошу последовать за мной для небольшого, но настоятельно необходимого омовения!

Действительно небольшого: лохань, наполненная не слишком горячей водой, позволяла уместиться в ней только сидя, да и то при малейшем неосторожном движении упираясь локтями, коленями и всем чем придётся в грубо оструганные доски. Единственным достоинством омовения было то, что меня оставили в одиночестве. Правда, причиной тому, скорее всего, было не соблюдение приличий, а необходимость отдать портному соответствующие распоряжения. Нет, на новый костюм я не надеялся. Десять шансов из десяти, что возьмут пока ещё сносный старый и перешьют. Да и Бож с ними, только бы с сапогами на такую же хитрость не сподобились.

Слизь отмывалась легко, гораздо труднее было снять с волос остатки разглаживающей мази. А когда я наконец, справился со своими делами и потянулся за полотенцем, коротышка снова вихрем ворвался в комнату.

— Доброго здравия, эрте, доброго обновлённого здравия! Хороша была водичка?

Впрочем, я даже не успел кивнуть или, наоборот, выказать неудовольствие, потому что мне тут же было вручено полотнище, цветом подозрительно напоминающее одеяние моего радушного хозяина, да и при близком рассмотрении оказавшееся именно мантией.

— Чем богаты, тем и рады, эрте! Вы уж не побрезгуйте, накиньте пока, портняжки-то у нас не чета столичным, с иглой хоть и управляются ловко, да только спешить не любят… А мы для вас уже и местечко приготовили, дабы с дороги отдохнуть да прочими всякими вещами заняться!

Комната, куда меня проводили, судя по расположению и убранству, изначально была предназначена для посетителей, которым требовалось ожидать своей очереди для собеседования со Звеньями того Малого наблюдательного дома, куда вывел меня портал. Но похоже, надобностей у местных жителей было немного, потому что длинные кушетки по стенам комнаты были покрыты довольно толстым слоем пыли.

— Вы присаживайтесь, присаживайтесь! — Коротышка, взмахнув рукавом, расчистил мне место под седалище. — Тут вас никто посторонний не потревожит.

Он метнулся в коридор и, как подсказали удалившиеся до полной тишины шаги, бодро ушлёпал едва ли не в другой конец, потом тут же вернулся, торжественно вручил мне небольшую шкатулку и, пятясь, снова скрылся за дверью, которую беззвучно, но тщательно притворил.

Те самые разъяснения, что я должен был получить по прибытии? Ну-ка, взглянем.

На багряном сургуче, заливающем замок, был отпечатан знак «Вскрыть без свидетелей», и, судя по целости всех его линий, никто не пытался интересоваться содержимым. Из страха быть уличённым или, что называется, от греха подальше? Кто бы мне рассказал…

Под крышкой лежал листок бумаги, достаточно пожелтевший, чтобы понять: если он и ждал именно меня, то делал это на протяжении по меньшей мере двух десятков лет. Но для ответов на все возникшие вопросы его явно не хватит, он и сложен-то всего вдвое, а внизу не заметно ничего, похожего на документы.

Я поднял бумагу и едва не уронил обратно. На мягком сукне внутренней обивки шкатулки лежал овальный медальон с рисунком, никогда не виденным мной «живьём» ни на чьей столичной груди: рукоять кинжала, из перекрестья которой на меня то ли строго, то ли насмешливо, а может, и так и сяк одновременно смотрел глаз.

В иерархию «багряных» означенный чин не входил, оставаясь в стороне от Звеньев Цепей мироудержания, но, какой бы протяжённой ни была Большая цепь, она не могла оплести собой все пределы Дарствия, особенно отдалённые и не представляющие торгового или иного интереса. Вот в такие затерянные глубины страны и отправлялись Смотрители. Сами себе и надзор, и охранение, и упокоение.

Ну и удружил мне тот золотозвенник! Мало того что отправил невесть куда и невесть зачем, так ещё и оставил один на один со службой, которая…

— Позволите войти? — осведомились из-за приоткрытой двери.