Любезные гиды советуют не пугать самых маленьких, пусть идут в страну Волшебных сказок, пусть себе идут к феям, пусть полетают с Питером Пэном, покружатся на лошадках с Ланселотом, покружат в лабиринте Страны Чудес с девочкой Алисой…

Помню, как с первой своей экскурсии моя десятилетняя дочка (ах, вот и ей уже 28!) принесла фотографию: Алиса выбежала ей навстречу, обняла ее, и дочка глядит в объектив – испуганная и счастливая, и верит и не верит в свою удачу.

После четвертого посещения Дисниленда (ей уже было лет 11) она сказала, что надо идти в страну Приключений – чтобы мурашки по коже, и непременно – в «Храм Судьбы». Вот туда мы с вами, пожалуй, сейчас и двинемся за мурашками – через остров Приключений. Тут, собственно, даже два острова. Соединяют их два моста. Один – плавучий, через обломки кораблекрушения, другой – подвесной, по воздуху, тоже дух захватывает. Один остров пришел из «Робинзона Крузо», другой – из романа Стивенсона «Остров сокровищ», оттуда же и затонувший корабль, и скала-череп, и пещера Бен Гуна… Путешествие тревожное, тревожная музыка, хохот пиратов в траве и пиратское зеркало, выслеживающее врага…

Ну а добравшись до «руин» старинного храма среди джунглей, попадаешь в атмосферу спилберговских фильмов о неистребимом археологе по имени Индиана Джонс, или Инди. Во дворике ржавеют брошенные джипы археологов, в ящиках пылятся их находки, забытое белье на веревке. Дальше заросли все гуще, входим в таинственный храм, поднимаемся по лестнице. Каменные кобры стерегут каждый наш шаг… Садимся в вагонетки – назвался груздем, полезай… И тут начинается бешеная гонка – вверх, вниз, во тьму, к небу, вверх ногами… От ужаса и восторга повизгивают девчушки в передней вагонетке: во мраке все пропорции меняются, все что-то чудится, что-то грезится… Натерпевшись страху, выходишь живым и, утирая пот со лба, произносишь любимую фразу из школьного анекдота: «Дурак ты, боцман, и шутки твои дурацкие…» Но потом видишь, какие счастливые лица у двух испуганных девчушек из передней вагонетки, вспоминаешь, что тут еще много будет таких страстей и всяких домов с привидениями и еще бог знает чего, вспоминаешь, что это же для широких масс задумано (а для узких, так для них и в Америке, и в Париже все есть свое – и музей Гугенхейма, и элитарные библиотеки, и концерты), вспоминаешь и думаешь, что напрасно здешние «интелло» предрекали Дисниленду в Европе полный провал и финансовый крах, нет, нет, парк давно оправился и вполне процветает… А те две девчушки, что повизгивали в передней вагонетке, они уже храбро уселись в байдарку. «Дай коры мне, о береза…» Пока я вспоминаю ими не читанных Генри Лонгфелло и Ивана Бунина, они уже плывут навстречу новым приключениям, мимо Пустынного острова, в Аризону, в Уту (или, как говорил Набоков, в Утаху), в Рио-Гранде и Колорадо, на север Калифорнии, к Сакраменто, где лихие парни искали золото, и дальше – на завоевание Дикого Запада… И в Луизиану плывут, которую здешний хваленый гений Наполеон Бонапарт заодно чуть не с целой Америкой продал за смехотворную сумму в 15 миллионов долларов…

Оставив байдарку, можно сесть на старинный поезд, а потом пересесть в трамвайчик (из тех, что ходили в Сан-Луи, в Саратоге и в Сан-Франциско), в который впряжены першероны, послушные кучерам в ливреях. История Нового Света и самые знаменитые уголки его природы – все тут есть, и все обслуживается новейшей технологией, всюду неистощимая выдумка и размах.

Вечером Главная улица будет вся в бесновании огней, но здесь и днем люди толпятся возле аттракционов, раскупают американские сувениры, здесь тебя окружают дома викторианской Америки, горят газовые рожки, манит яркими красками реклама, здесь появляется сам Микки-Маус и фотографируется с публикой, всем сердечно пожимая руку, как кандидат в президенты избирателям… А я, листая за столиком кафе справочный буклет, вспоминаю сегодняшнюю прогулку по парку и узнаю, что в нем было посажено в предвкушении моего визита 360 000 деревьев, было завезено сюда 10 миллионов килограммов цемента, чтобы создать 68 000 квадратных метров скалистой поверхности, ну а заодно истрачено 500 000 литров краски…

Глядя на счастливые лица вокруг, я думаю, что, может, и не напрасно истрачено. Или все же напрасно?

– Уж они на этом заработают, – говорит мой русский спутник.

– Так что, стало быть, не напрасно? – спрашиваю я.

– Еще бы, – вступает в разговор француз за соседним столиком. – Столько рабочих мест… Им повезло, здешним жителям. А сколько их работает в ресторанах, в отелях…

Дети, которым еще не спится, нас не слушают, они убегают на Плазу: какая-то там появилась знаменитость: сам Микки-Маус, Минни, папа Карло-Джепетто с Буратино-Пиноккио, Алиса, какой-то из семи гномов (а может, и все семь), Бемби, ослик, Золушка, собака Динго, Серый Волк, Маугли, Мэри Поппинс, три поросенка, Питер Пэн, Братец Кролик, Робин Гуд, Винни Пух… Как видите, здесь свои знаменитости. И если появятся дядя Саркози или дядя Обама вместе со страшным бородатым убийцей, дышащим на ладан, – Бен Ладеном, их здесь никто не узнает…

Допускаю все же, что ограниченный временем и не слишком охочий до индустрии массовых зрелищ странник после высокоинтеллектуальной прогулки по прозрачному замку Германтов не поспешит в шумный рай Дисниленда. Но здесь, на Марне, как я упоминал уже, целое созвездие старинных замков и музеев, а всего в нескольких километрах к северу от замка Германтов – древний Ланьи-сюр-Марн (Lagny-sur-Marne). К нему и направим свои стопы.

Город этот, непомерно разросшийся ныне, как все близкие к Парижу города, уже и в IV веке был известен как Латинус. В VII веке ирландский монах (позднее он звался святой Фурсий) основал тут аббатство, а в XI веке обветшавшие монастырские здания были восстановлены тщанием графа Вермандуа и короля Гуго Капета. Ланьи был городом, пограничным с Шампанью, городом торговым и укрепленным. Но в эпоху Франциска I (в 1544 году) город оказал сопротивление Парижу, был взят, разграблен и с той поры утратил прежнее благосостояние. Местная церковь Богоматери и Святого Петра (XIII век) славится чистотой линий и стройностью интерьера. Историю ее связывают с исцелением людишек от поражавшей местное население в XII веке страшной лихорадки. Здесь чтут память о чуде оживления мертвого ребенка Жанной д‘Арк, проезжавшей через город в 1430 году.

Фонтан Святого Фурсия, как и в XIII веке, стоит в центре города, а питает его источник, протекающий в крытом зале на улице Доктора Нодье: из трех бронзовых голов XVI века плещет вода. По краям старинной площади – пять крытых рынков XII века, а в местном музее – находки трудолюбивых археологов…

Двинувшись от Ланьи дальше на восток, мы попадем в деревушку Куврэ (Coupvray), которая гордится одним из своих сыновей, перенесенным полвека назад с деревенского кладбища в парижский Пантеон. Звали его Луи Брайль, и жил он в доме своего отца, деревенского шорника, на краю деревни. Ему было три года, когда он поранил глаз в мастерской у отца и ослеп. А к двадцати годам он изобрел свою знаменитую азбуку для слепых, стал профессором и посвятил свою жизнь обучению незрячих. Отчий дом его превращен ныне в музей.

Еще чуть дальше 34-я госдорога пересекает реку Гран-Морен (Grand Morin), и местечко у переезда содержит в своем названии и указание на мост, и воспоминание о женском бернардинском монастыре XIII века – Куйи-Понт-о-Дам (Couilly-Pont-aux-Dames). В монастырь этот после смерти Людовика XV была сослана знаменитая его фаворитка – красавица мадам дю Барри, от маленькой парижской продавщицы и уличной девки поднявшаяся на уровень любовницы Людовика XV, покровительницы искусств и великой модницы. Она, впрочем, пробыла в монастыре недолго, король Людовик XVI разрешил ей поселиться в ее великолепном имении, в Лувесьене, вместе с ее возлюбленным, герцогом де Бриссаком. Потом пришла революция, герцог был убит, а самой мадам дю Барри в незабываемом 1793 году отрубили голову на гильотине. Что касается монастыря на берегу реки Гран-Морен, то он был разрушен в начале революции, но некоторые из находившихся в нем произведений искусства XIV, XVII и XVIII веков были перенесены в здешнюю церковь Святого Георгия.