– Увидел.

– Я не сомневалась, – отчеканила Матильда. – Это трудно не увидеть и не понять. Все понимают. В основном.

– Не сомневались, значит? Он же обыкновенный выпендрежник. Все эти шуточки и кривляние. Как вы, черт возьми, смогли разглядеть в нем это?

– И тем не менее, разглядела. С первого же взгляда. Он чертова звезда. И я ни разу в этом не усомнилась – ответила Матильда, чуть было не обронив опасное «почти».

ПОСЛЕ ТОГО КАК ОНИ ДОГОВОРИЛИСЬ С ПРОДЮСЕРОМ, Матильда пошла к Лотто, сидящему на веранде их нового загородного дома.

[Дом все еще был в катастрофическом состоянии: дрянная обшивка снаружи и сухая кладка внутри, но Матильда точно знала, что под всем этим беспорядком скрывается красота. Она видела ее в узорчатой мозаике гладких камней в стене и старинных деревянных балках.]

Спереди дом укрывал вишневый сад, а на заднем дворе со временем мог бы прекрасно разместиться небольшой бассейн. Матильда уже несколько месяцев как ушла со своей прежней работы и взяла на себя всю деловую часть работы Лотто. Они решили оставить квартирку с одной спальней в городе и использовали ее как временное жилье, пока Матильда приводила дом в порядок. Жизнь полна возможностей. Или просто полна. Вскоре ей уже не придется беспокоиться о телефонных счетах и нервно потирать кредитку перед новой покупкой. Матильда буквально светилась от радости, прямо как лучи холодного солнца, выманивающие из промерзлой почвы ростки зеленой ариземы.

Лотто лежал, лениво наблюдая за тем, как мир постепенно пробуждается после зимы. Они с Матильдой были женаты уже семнадцать лет. Она жила в самой теплой комнате его сердца. Иногда ему казалось, что жену и спутницу он разглядел в ней прежде, чем саму «Матильду». Ее образ возник перед ним до того, как облекся в физическую форму. Но сейчас все изменилось. Когда она шла к нему по веранде, он внезапно увидел ее, увидел целиком. И какой-то странный темный хлыст, свернувшийся у нее внутри. Каким-то образом она умудрялась хлестать им достаточно нежно и осторожно, чтобы Лотто продолжал двигаться.

Ее холодная рука легла на живот, который он подставлял солнцу, надеясь немного подрумянить зимнюю белизну.

– А ты тщеславен, – промурлыкала она.

– Актер в теле сценариста, – грустно отозвался Лотто. – Я всегда буду тщеславным.

– Ну… в этом весь ты, – сказала Матильда. – Ты всегда нуждался в любви незнакомцев. Нуждался в том, чтобы люди тебя видели.

– Меня видишь ты, – сказал он, с удовольствием услышав отголоски своих недавних мыслей.

– Это правда, – сказала она.

– А теперь. Пожалуйста. Скажи мне все, – сказал Лотто.

Матильда вытянула над головой свои длинные руки. За зиму ее подмышки покрылись пушком и стали похожи на два гнездышка. Она могла бы выносить там птенцов малиновки.

Она взглянула на него, наслаждаясь этим мгновением, – она уже знала хорошие новости, а он еще нет. Затем она резко опустила руки и вздохнула.

– Правда, хочешь услышать?

– Господи, Эм, ты меня убиваешь! – не выдержал Лотто.

– Твои пьесы берут. Все три, – наконец сказала она.

Лотто рассмеялся, стиснул ее ладонь, покрытую строительной пылью, поцеловал, укусил за палец, переключился на предплечье, шею, а затем вдруг вскинул ее на плечо и крутил, как на карусели, до тех пор, пока земля не закачалась под ногами. А после, в ярком свете и под пристальными взглядами птичек, оставил след долгого поцелуя на ее животе и стянул с нее белье.

5

ПОЛНОЕ НЕПОНИМАНИЕ, сырая рыба, долгий перелет, затем короткий и, наконец, – дом. Сквозь толстое стекло иллюминатора Лотто наблюдал за тем, как трап пересекает залитый солнцем асфальт взлетной полосы, приближаясь к самолету. Когда они приземлились, короткий весенний дождь брызнул на землю и тут же стих. Больше всего на свете Лотто хотел сейчас уткнуться лицом в шею Матильды и почувствовать умиротворяющую нежность ее волос. Целых две недели он писал пьесу в резиденции для писателей в Осаке. Лотто еще никогда не проводил так много времени вдали от жены. Это слишком. Каждое утро он просыпался в одиночестве, чувствуя опустошающий холод на том месте, где должна была лежать его Матильда. Трап покрутился и три раза слепо ткнулся в самолет, точно какой-то неумелый девственник, прежде чем наконец состыковалась с дверью.

Какое же это счастье – остановиться на пару минут на верхней ступеньке трапа и потянуться всем своим большим и длинным телом, вдыхая запахи масла, навоза и озона, пропитавших маленький аэропорт в Олбани. Чувствовать поцелуи солнца на своих щеках и знать, что где-то есть дом и жена, которая ждет его на ужин. Холодное вино, горячий душ, гладкая кожа Матильды, а затем – здоровый сон, который прогонит усталость из его тела. Счастье снова захлопало крыльями. Лотто так увлекся, что совсем забыл об остальных пассажирах, которые уже начали проявлять нетерпение.

Вспомнить его заставил толчок тяжелой руки в спину.

И не успел Лотто подумать, что это оскорбительно, как его толкнули снова.

Твердый асфальт скатертью расстелился перед ним. Перед глазами мелькнул нервный ветроуказатель, скошенная крыша здания аэропорта, дорожки для пассажиров сверкнули в солнечных лучах, нос самолета и потягивающийся пилот каким-то образом отпечатались у него на сетчатке. Все это пронеслось перед его взглядом за какое-то мгновение, хотя Ланселоту казалось, что он оборачивается целую вечность, чтобы взглянуть на того, кто его толкнул. Но вот его правое плечо ударилось о перила трапа, невоспитанный пассажир прорвался наконец к выходу из темной пещеры салона – крикливый мужчина с лицом и волосами ярко-помидорного цвета, изборожденным морщинами лбом да еще и в жутких клетчатых шортах – писаный красавец, ничего не скажешь. Лотто ударился головой о ступеньку и кубарем скатился вниз. Перед глазами все поплыло. За спиной у неприятного мужика он увидел стюардессу, ту самую, которая принесла ему две мини-бутылки бурбона, после того как он испытал на ней свои старые актерские приемчики. До того как он успел себя одернуть (все же он женат и верен своей жене), ему в голову успела прийти короткая фантазия о том, как они с ней могли бы закрыться в туалете самолета, где она, с задранной юбкой, обвивала бы его ногами за пояс и зажимала ладонями рот, в то время как он спускался все ниже и ниже, двигаясь в соблазнительном ритме стаккато.

Теперь же он совсем в другом ритме летел вниз, инстинктивно пытаясь остановиться, услышал странный хруст в области голени, а затем – еще более странное онемение. Когда падение наконец замедлилось, Лотто чуть ли не с облегчением шлепнулся в мелкую, согретую солнцем лужу. Его плечо промокло, уши наполнились водой, хотя ноги все еще оставались на трапе, причем одна из его ступней совершенно жутко вывернулась наружу, подрывая достоинство своего владельца.

Томатный мужик спустился по трапу. Не человек, а ходячий стоп-сигнал. Его тяжелые шаги вызвали в теле вспышку боли. Когда он приблизился, Лотто машинально закрылся рукой, той, что не онемела, но неприятный тип просто переступил через него. Причем так, что Лотто на секунду увидел белое, покрытое волосами бедро в распахнувшейся штанине его шорт, и неприятный клубок лобковых волос. После тип пересек сверкающую от воды полосу и скрылся в дверях терминала.