Она хотела получше рассмотреть императора, но теперь, когда была совсем рядом, не отрывала взгляда от пола, охваченная одновременно чувствами страха и гнева. Этот человек, этот худой и бледный мужчина с руками ученого, и есть Сын Неба, наследник Чиншин Хаунди, который укрепил границы Срединного царства и принял законы для всего. Практически земной бог. Но этот же человек унизил ее, изгнал, наказал друга ее отца и едва не убил и самого отца за его слишком суровую верность. Она боялась посмотреть на него; она была слишком рассержена, чтобы смотреть на него. Пусть простят ее предки: она слишком слаба для роли, которую играет.

Она перенесла внимание на шунг-ню, безбородых варваров, среди которых ей предстоит жить и умереть. Окруженный охраной, стоял мальчик, одетый так богато, что его одежда напоминала лошадиный чепрак. Его плоское лицо и гордая осанка свидетельствовали, что это тот самый заложник, которого потребовал император от шунг-ню при заключении договора. Будет ли ему легче в роскошном заключении во дворце, чем ей?

Он смотрел на нее и радовался, как ребенок при виде яркой игрушки. Серебряная Снежинка импульсивно приветствовала его на языке, которому научил ее отец, и мальчик едва не подпрыгнул от удивления.

Рядом с мальчиком стоял мужчина, чья отделанная соболями одежда свидетельствовала о высоком положении. Может, он даже принц. Мужчина стоял полуотвернувшись, словно участвовал в церемонии вопреки желанию. Услышав родной язык в устах женщины из Чины, он посмотрел на нее, выведенный из своего состояния недовольства. Глаза его скользнули по ней, как у человека, разглядывавшего лошадь и решившего ее не покупать. Он отвел взгляд и снова стал статуей, а не живым человеком.

Так вот какие шунг-ню, подумала она. Не похожи на дикарей, рассказами о которых женщины из внутреннего двора приводили друг друга в ужас. Если снять с них роскошную одежду, одеть в поношенные солдатские мундиры, они станут похожи на воинов ее отца.

Но вот заговорил Сын Неба; нельзя было ей мечтать в тот момент, которого она так долго ждала. Сама мысль об этом заставила ее покраснеть.

— Какая замечательная скромность, — сказал император. — Это величайшее украшение женщины. Подними голову, дочь моя.

Не выполнить прямой приказ Сына Неба — это измена или еще хуже. Не имея выбора. Серебряная Снежинка посмотрела вверх и в то же мгновение, услышав, как ахнул император, опустила голову.

— Это моя госпожа, моя возлюбленная! К удивлению Серебряной снежинки и к ужасу двора, император не использовал полагающееся по протоколу «мы»; он говорил так, словно в этом забитом людьми зале остались только они вдвоем.

— Дитя, у тебя лицо моей дорогой госпожи, ее походка, вся ее внешность, — сказал император Серебряной Снежинке. В этот момент все преграды между императором и женщиной рухнули; они смотрели друг на друга

— горюющий мужчина и женщина, которой он причинил такое зло.

— Почему мне не сказали? — спросил Сын Неба. Он не обращался ни к кому в особенности, поэтому никто не решился взять на себя ответственность и заговорить — никто, кроме Серебряной Снежинки.

— Грозный Сын Неба, — сказала девушка, — прости ничтожной ее дерзость, но она униженно предлагает спросить Мао Йеншу.

Заговорила она не умирающим шепотом, какому ее учили, а громко, глубоким звонким голосом. Краем глаза она видела, как поворачиваются шунг-ню, привлеченные силой ее голоса. Тот из них, который был одет почти так же богато, как заложник, поджал губы и одобрительно взглянул на нее.

— Будь уверена мы так и поступим, — ответил император. Снова говорил Сын Неба, а не ученый, так не соответствующий драконьему трону. — Но прежде чем пред нами предстанет Мао Иеншу, госпожа, я спрашиваю снова. Я спрашиваю. Почему мне не сказали о том, что у тебя внешность моей дорогой утраченной госпожи?

— Священный повелитель… — начала Серебряная Снежинка, но император поднял руку.

— Нет, — сказал он таким теплым, дружеским голосом, что девушка поняла: через нее он говорит с призраком своей возлюбленной. — Она бы меня так не назвала Говори, мое дорогое дитя, и не бойся.

Серебряная Снежинка снова опустилась на колени, благодарная полу за его холодную устойчивость. Теперь перед ней неумолимый выбор: солгать императору, а это почти святотатство, или разоблачить могущественного повелителя внутреннего двора, что может быть смертельно опасно. Если сравнить с битвой, она попала в землю смерти, и у нее нет иного выхода, кроме наступления.

Сознание этого вернуло ей мужество и самообладание.

— Мао Йеншу не хотел, чтобы ты меня видел, — спокойно заговорила она, словно обсуждая этот случай с Ли Лином. — Когда я прибыла ко двору, величеств… — он поднял руку, но улыбнулся.

— Когда я прибыла, администратор.., сказал, что твоя милость зависит от его кисти и что его вдохновение будет возбуждено соответствующим даром. Но у меня не было даров, кроме одного.., это был дар, предназначенный тебе.

Сын Неба улыбался ей; его улыбка словно вопрошала, что это за дар, и одновременно уверяла, что лучший дар — это она сама.

— Священный.., то есть, я хотела сказать.., господин, земли моего отца бедны; мы много лет живем лишенные твоей милости. То приданое, которое я привезла в Шань-ань, гораздо больше того, что мог бы уделить мой отец, но он дал его покорно и добровольно. И дал кое-что еще.

— Повелитель, у нашего рода было одно последнее оставшееся великое сокровище — два набора доспехов из нефрита, достойных, несмотря на наше униженное положение, быть погребальным нарядом императора и его старшей жены. Он доверил мне эти наряды и приказал, что если я приобрету твое расположение… — Она покраснела, словно окунула руку в кипяток… — в первую ночь… — Серебряная Снежинка покачала головой и быстро закончила:

— Он приказал мне отдать тебе наряды в знак его покорности.

Шум у двери подсказал девушке, что Мао Йеншу попытался покинуть зал, но его остановили.

— Она лжет! — воскликнул евнух, и его высокий музыкальный голос вознесся к балкам потолка.

— Правда? — спросила Серебряная Снежинка, которая повернулась так, чтобы одновременно видеть и Мао Иеншу, и императора, чье лицо побагровело от гнева. Растрепанный после своей попытки бегства, евнух казался толще и не таким страшным. Это был уже не тот человек, который терроризировал бедную девушку с севера, защищавшую отца и служанку. — Тогда назови ложью и это: ты забрал нефритовые наряды, а когда я возразила, показал мне старые зубы, которые бросил в сундук. И сказал, что если я буду возражать, ты обвинишь меня в осквернении могил и уничтожишь весь род моего отца!

Она снова повернулась к императору.

— Умоляю тебя, — воскликнула она, — прикажи отыскать эти наряды, а потом суди нас. Несчастная слаба и предпочтет умереть, чем жить в ледяной тени твоего неудовольствия.

Император махнул рукой, и послышались шаги, удалявшиеся от зала. Пошли, несомненно, туда, где евнух хранил свои награбленные сокровища. Только теперь у Серебряной Снежинки нашлось время испугаться за себя. Что если Мао Иеншу продал или разбил доспехи? Продать их он не мог: кто купит подобное сокровище? И ценность его не столько в нефрите и золоте, сколько в мастерстве изготовления и древности; поэтому он не мог и разбить доспехи. Стражники их найдут.