Когда подали кофе и ликер, Тимоти разглядел за дальним столиком своих знакомых, те поприветствовали его, и он отправился к ним перекинуться словечком. Бьюла решительно посмотрела Джиму в лицо и сказала:

— Простите, я не мастерица светской беседы. Наверное, вы не хотите, чтобы я выходила за него замуж?

Откровенный вопрос застал Джима врасплох. Собравшись с мыслями, он проговорил:

— Как на это ответить, скажите на милость?

— Ответ засчитан. Я не понравилась вашей матери.

— Если вы и ее огорошили подобным вопросом, то этому не следует удивляться.

— Я и не удивилась. Я ее не осуждаю. И вас тоже. Но я все равно стану его женой. Сначала отказывалась. Наверное, вы принимаете меня за дерзкую и расчетливую хищницу, но я действительно пыталась отговорить Тимоти. Не вышло! Жаль, что я не могу похвастаться выдающейся родней. Мать у меня простого происхождения, мои итальянские родичи вам вряд ли приглянулись бы. Семья отца считала его брак мезальянсом, и я вынуждена с ними согласиться. Семья решила, что он опозорил их звучное имя, и облегченно перевела дух, когда он переехал в Италию. Я прожила у людей из этой семьи полтора года и поняла, что лучше умереть от голода, чем провести с ними хотя бы один лишний день. Полагаю, наша неприязнь взаимна, и я больше не намерена с ними видеться. Теперь вы все знаете.

— Похоже, вам изрядно досталось, — осторожно прокомментировал Джим.

От взгляда Бьюлы ему сделалось не по себе.

— Да уж, — подтвердила она, — изрядно. Но теперь жизнь дарит шанс, которого мне недоставало. И я не собираюсь отказываться от него. Если придется побороться за это замужество, то я буду бороться! Я считаю, что должна предупредить вас об этом.

— Со мной вам бороться необязательно: я не опекун Тимоти. Собственно, вам вообще ни с кем не придется бороться. Возможно, моей матери и не по душе этот брак, но если вы с Тимоти действительно друг друга любите, то она не станет вам мешать. С этой стороны вам нечего бояться.

— Я и не боюсь! — быстро ответила она.

— Правда? Как насчет небольшого совета?

— Что за совет?

— Если Тимоти надо узнать о вас или о вашей семье что-то еще, то скажите ему правду прямо сейчас! Не ждите, чтобы он выяснил все уже после свадьбы. Во-первых, так лучше, а во-вторых, шкаф со скелетами в доме не способствует счастью. Простите, если я вас обидел, но я люблю Тимоти и не хочу, чтобы ему причинили боль. Он вам полностью доверяет, а вот вы ему — нет. Я рублю с плеча, но вы сами этого захотели.

Бьюла вспыхнула, губы у нее задрожали.

— Не могу объяснить, но… Порой мне кажется, будто существует причина, по которой ему не следовало бы жениться на мне.

Кейн нахмурился:

— Честно говоря, я не очень-то вас понимаю. Подобная причина действительно существует?

— Нет! Только никто этому не поверит. Никто!

— Звучит мрачновато. Поверит ли Тимоти?

— Нет-нет, он не сможет!

— В таком случае вам лучше не выходить за него замуж, — спокойно заметил Кейн.

Пока молодой Харт вынашивал матримониальные планы, а заинтересованные лица тревожно размышляли, почему старший инспектор не проявляет к ним внимания, Хемингуэй не сидел без дела. После возвращения инспектора Гранта из банка Сэтона-Кэрью с пустыми руками они вдвоем отправились в особняк Годфри Паултона на Белгрейв-сквер. Величественный дворецкий, глядевший на них с терпеливой неприязнью, незадолго до обеда пригласил их в приемную в глубине дома и оставил там скучать, а сам отправился за распоряжениями к хозяйке. Когда он снова появился, Хемингуэй испугался, что у бедняги внезапный приступ тошноты.

— Ее светлость примет вас, — сообщил дворецкий, преодолев овладевшие им чувства ровно настолько, чтобы выдавить эти полные презрения слова. — Будьте так любезны следовать за мной.

— Вы ему это спустите? — обиженно пробормотал инспектор.

— Все в порядке, — примирительно произнес Хемингуэй. — Привыкайте! В лучшие дома просто так не попадешь: полицию здесь не жалуют. Вы потише, иначе у бедняги случится апоплексический удар.

Дворецкий раздувал грудь, но его физиономия оставалась деревяннно-невозмутимой.

— Будьте добры сюда, джентльмены!

Он величественной походкой повел их вверх по широкой лестнице в гостиную на втором этаже, перед дверью которой задержался, чтобы осведомиться, как их представить. Какого бы низкого мнения дворецкий о них ни был, нужные слова были произнесены с должной тщательностью:

— Старший инспектор Хемингуэй и инспектор Грант, миледи!

Детективы вошли, и дверь за ними закрылась.

— Доброе утро, — сказала леди Нест из кресла у камина. — Садитесь, пожалуйста.

В комнате пахло египетскими сигаретами и оранжерейными розами, вазы с которыми стояли на многочисленных столиках и комодах. Обстановка представляла собой смешение неплохого вкуса и вопиющей вульгарности. Над великолепным образчиком комодного мастерства XVII века висела раскрашенная женская голова из гипса с раскосыми глазами, плачевный плод чьего-то разгулявшегося воображения. По соседству с прекрасным синим «Веджвудом» стояло нечто резное, наполненное ароматической смесью. Портрет, больше всего смахивающий на выпиленный лобзиком лабиринт, висел рядом с акварелью Гёртина. На колченогих столиках красовались огромные фотографии людей, снятых в густом тумане. Пока старший по должности пробирался к камину по обюссонскому ковру с цветочными мотивами, инспектор Грант примостился в кресле за одним из столиков и принялся разглядывать загромождавшие его портреты. С одного смотрел красавчик, сверкавший в улыбке отменными зубами и имевший смутное сходство с задушенным из будуара миссис Хаддингтон. В углу портрета очень кстати было подписано энергичным почерком: «Всегда ваш, Дэн Сэтон-Кэрью».

Тем временем Хемингуэй, сидя напротив леди Нест, произносил полагающиеся слова вежливости, прося прощения за беспокойство.

— Что ты, что вы, никакого беспокойства! — заверила леди Нест. — Это связано с бедным Сэтоном-Кэрыо? Вы считаете, я могу помочь? Я с удовольствием, только пока не понимаю как.

— Мы проводим необходимую проверку, леди Нест, — объяснил Хемингуэй. — Вы были хорошо знакомы с мистером Сэтоном-Кэрью?

Она стряхнула сигаретный пепел с подола своего однотонного черного платья. Красивые тонкие руки казались хрупкими и словно трепетали. Хемингуэй подумал, что никогда еще не видел такой неспокойной женщины. Леди Нест напомнила ему бабочку в конце сезона — с начинающими обвисать крылышками, но все еще бесцельно порхающую повсюду.

— О, да, прекрасно знакома.

— Не расскажете ли мне немного о нем? — попросил Хемингуэй. — Кем он был по профессии? Бизнесменом?

— Честно говоря, даже не знаю. Я считала его кем-то вроде финансиста. Меня это не интересовало, я не спрашивала.