В Каире много турецких мечетей, и иногда я бродил по городу и узнавал их по византийскому стилю среди множества других мечетей, происхождения которых я не знал. Это не составляло труда, но было приятно обнаружить турецкие мечети, не уступающие по красоте другим памятникам. Размерами мечети стали поменьше, и в них нет былой артистической выдумки, скорее из-за отсутствия денег, чем мастерства.

Специалисты по турецким памятникам Каира считают лучшим образцом турецкого искусства не мечеть, а фонтан-источник (сибил) на улице Муиз, недалеко от мадрасы Баркука и могилы ан-Насира. Школа и фонтан построены в 1774 году янычаром Абдель Рахманом Кикхия, позднее перешедшим в ряды азабов. Кикхия был чистоплотным, любившим благотворительность, и продажным губернатором, построившим один дворец в Булаке, другой — в Абдине. Он сделал пристройку к аль-Азхару и реставрировал многие памятники Каира. Это был странный, невысокого роста человек, с белой кожей и почти белой бородой. По словам аль-Габарти, он отличался исключительной аккуратностью и даже некоторым кокетством; его прекрасный фонтан — лучший образчик турецкого искусства в Каире. В нем, пожалуй, излишне подчеркнут турецкий стиль, но он красив, и можно без конца сидеть около фонтана и любоваться им. Я знал, что когда-то у фонтана находилась школа, но все же был искренне удивлен, увидев здесь и сейчас школу. Приятно сознавать, что кто-то из отцов города дорожит доброй традицией школ у фонтанов. Мальчики и девочки из этой школы в перенаселенном уголке города были одеты в опрятную форму и учили «алиф-ба»[5] по современному учебнику, иллюстрированному не пальмами и верблюдами, а автомобилями и грузовиками. Застенчивая молодая учительница услужливо остановила урок, чтобы я мог полюбоваться стенами, обложенными фаянсовыми плитками, и поглядеть на улицу из окна. Уже выйдя из школы, я услышал, как звонкие голоса учащихся, повторявших вслух урок, смешивались с криками горластых лоточников, ремесленников, молотивших медные листы на базаре, и смехом детей, игравших в пыли и грязи знаменитого старого перекрестка.

Накануне вступления Наполеона был один момент, когда казалось, что Египет своими силами вырвется из турецкого кокона и снова станет независимым мамлюкским государством. В 1796–1797 годах египетский народ восстал против турок, протестуя против нищеты, гнета, невыносимого бремени османских налогов и экономического бесправия. Началось своеобразное состязание вскорости между далекими французами и местными мамлюками — те и другие старались как можно быстрее воспользоваться вспыхнувшим народным недовольством.

Сначала инициативу захватили мамлюки, и один из них, Али-бей, занял Каир, нанес позорное поражение турецкому гарнизону и выслал в Порту турецкого пашу. Затем Али-бей атаковал Сирию и Аравию и одержал такие внушительные победы, что его признали халифом Мекки. Неожиданно Египет превратился в независимое государство в рамках Османской империи. Как и следовало ожидать, Али-бея предали и убили, его сменил мамлюк Мурад-бей, деливший власть с другим мамлюком — Ибрагимом. Они и правили совместно Египтом в тот момент, когда у Александрии появился флот Наполеона. Однако на этот раз в силу исторических условий мамлюки не смогли спасти Египет ни от турок, ни от французов, ибо были продажны, невежественны, примитивны и корыстолюбивы.

Мурад-бей не поверил, когда ему сообщили, что корабли Наполеона подошли к берегам Египта. Уразумев наконец, что случилось, Мурад-бей послал за самым уважаемым европейцем в Каире, тосканским консулом Розетти, сказав, что в его глазах французские солдаты равноценны египетским погонщикам ослов. Он попросил Розетти, как европейца, встретить французов и выдать каждому из них по горсти серебра, чтобы они убрались восвояси, ибо у него нет ни малейшего желания убивать их. Розетти пытался объяснить, кто такой Наполеон, но Мурад-бей не имел представления об истории Европы. Когда Наполеон начал наступление на Каир, Мурад-бей выслал против 40 тысяч французских ветеранов 10 тысяч мамлюков и 30 тысяч нерегулярных солдат (в основном египтян, албанцев, негров и бедуинов).

Сражение произошло у Эмбабы (ныне пригород Каира), за рекой, недалеко от Гезиры, в субботу 21 июля 1798 года, вдень Св. Виктора; французскими войсками командовал генерал Луи Дезе. «Как только египтяне увидели французскую армию, — писал аль-Габарти, — они с яростью атаковали ее», причем он упоминает «египтян», а не «мамлюков».

«Битва была кровопролитной», — продолжает аль-Габарти. Французы применили ряд ловких маневров, которые не смогли разгадать мамлюкские офицеры, и египтяне оказались под гибельным перекрестным огнем. День был ветреный и жаркий, и над Каиром нависли клубы пыли и дыма с поля сражения. Каирцы слышали бой барабанов, ружейные выстрелы и грохот пушек. Мамлюки потерпели полное поражение и бежали, не проявив ни смелости, ни здравого смысла. Мурад-бей бросился во дворец в Гизе, за пятнадцать минут собрал все драгоценности, приказал солдатам сжечь военные мастерские, пороховые склады и военные суда на Ниле у Гизы, а затем бежал.

Каирцы увидели, что весь район Гизы объят пламенем, и поняли, что французы одержали победу. Богачи спешно упаковали пожитки и бежали; за ними последовали и многие бедняки. Бежать было некуда, и когда бедняки скучились на окраинах города, на них напали бедуины. Грабежи и убийства на улицах начались еще до вступления в город французов. Во время всеобщего замешательства некоторые шейхи Каира, собравшиеся в аль-Азхаре, направили письмо Наполеону с предложением начать переговоры о капитуляции города. Разгневанные жители Каира, поняв, что их предали и бросили, ворвались во дворцы Ибрагима и Мурад-бея и подожгли их. В среду Наполеон вступил в город и утвердил свою власть. Аль-Габарти, начиная дневник этого года, писал, что для Каира и Египта начался период «великих битв, ужасных событий, страшных несчастий, страданий, преследований, хаоса, террора, революций, беспорядков, разрушений — словом, великих потрясений».

Наполеон действительно принес Каиру много несчастий, но в то же время он принес с собой дух Европы. Он пробыл в Каире только три года, но город больше уже не вернулся к своему прежнему восточному облику. Англичане пришли через столетие и хозяйничали в Египте 70 лет, однако даже в этот период Каир продолжал развивать черты французского, а не английского города, и господствовали в нем вкусы не английского «среднего класса», а французской буржуазии. Наследие французов видно повсюду в европейской части Каира, которая ими и была создана. Когда беспристрастно глядишь на то, что осталось от французского фасада современного Каира, начинаешь думать, что англичан вообще не интересовал облик города — все их внимание было сосредоточено на укреплении своего влияния в экономике, управлении и политической жизни страны.

Наполеона привело в Каир прежде всего англо-французское соперничество. По-видимому, никто, кроме Нельсона и Теннисона, не знал, что Наполеон направлялся в Индию и что для этого он должен был преодолеть египетский барьер. В это время Вольней уже говорил о возможности проложить Суэцкий канал через перешеек, отделявший Красное море от Средиземного, и открыть прямой путь на Восток. Французы давно подумывали о таком проекте.