В своей книге «Белый Харбин» Г. В. Мелихов приводит рассказ ведущих харбинских журналистов А. Арнольдова (Виктор Сербский) и М. Бибинова (М. Рокотов): «Утро 3 октября 1924 года. Свежий холод первого заморозка и червонное золото осеннего солнца. Встречают мукденских гостей. Последние распоряжения — и из парадной комнаты харбинского вокзала выходит инженер Остроумов.

Он в синем пальто-клеш, в серой поярковой шляпе, в серых гетрах, с серыми замшевыми перчатками в руке.

В этот момент скромно проходит в буфет первого класса его будущий преемник Иванов.

Подходит поезд. Пульман первого класса, № 23. Доктор Хэ Остроумову:

«Хаудуюду?»

И вдруг внезапной толпой сбоку: главноначальствующий Чжу Циньлан, генерал Чжан Хуансян, генерал Вэн и другие.

Выходят китайские члены Распорядительного комитета. Остроумов им передает свои визитные карточки.

Каша рукопожатий, взаимных поклонов, передаваемых из рук в руки карточек.

Многие приехавшие, даже китайцы, — люди новые и не знакомы друг с другом. Затем все кучкой движутся к парадной комнате.

В эту минуту рослый и представительный Иванов подходит к ген. Ян Чжо, как к доброму своему знакомому, и дает ему две карточки:

«Для г-на Юань Цзинькая и Вам»…

Будущий «Эн» в отличном летнем пальто, в свежей светло-серой шляпе. У него открытое моложавое лицо блондина, на верхней губе подстрижены усы: облик простой, чувствуется в себе уверенность и полное самообладание.

Все входят в парадную комнату.

На круглом столе обычное: тяжелые вазы, нагруженные фруктами, печеньем, дымится в сверкающих чистотой стаканах — горячий чай.

Все переходят с места на место, разговаривают, совещаются — никто не берет на себя инициативу пригласить к столу.

Иванов, обведя всех вопросительным взором, проходит к выходу.

Среди китайцев — Данилевский.

— В одиннадцать часов? Да, в одиннадцать…

От входа налево, в углу, у окна стоит один Б. В. Остроумов. Безучастный, замкнутый, безмолвный. Это была его привычка прежде, всех объединять, веселить, дирижировать общим настроением.

Сегодня не то.

Еще несколько минут тягостного недоумения.

Наконец, Остроумов бросает через головы Данилевскому:

— Ну что, Сергей Иванович, они не будут чай пить?

— Очевидно, нет, — глухо отвечает инженер Данилевский.

Остроумов обращается тогда к группе журналистов:

— Всего хорошего, господа! — и быстро уходит».

Тем временем в Правлении дороги готовятся к встрече. Она начинается в 11 часов 15 минут и продолжается не более пяти минут, в течение которых прежнее Правление распускается и формируется новое. Впрочем, его не надо формировать — в зачитанной на совещании телеграмме маршала Чжан Цзолиня (путем сложных интриг этот маршал пришел к власти в 1917 году, затем его права потеснило коалиционное правительство, но с первой половины 1920-х годов и до 1928-го, когда японцы организовали покушение на Чжан Цзолиня, он участвовал во всех событиях и военных действиях на территории Маньчжурии) все фамилии названы. Из прежнего высшего административного состава КВЖД в Распорядительном комитете остаются Данилевский, Юань Цзинькай и генерал Ян Чжо. Через несколько минут прибывает новый вице-консул СССР в Харбине господин Дяткович, начинается заседание нового Распорядительного комитета, на котором зачитывается тронная речь нового председателя Баогуйцина:

В это же время Остроумов расстается с должностью Управляющего КВЖД в здании Управления на Большом проспекте. Он тоже произносит речь, воспроизведенную не только в газете «Заря»:

«Ну что ж, друзья мои, около четырех лет мы боролись за Китайскую дорогу, и эту работу я направлял. В то время дорога была оторвана от России.

Теперь Россия пришла. Вы знаете, что в Пекине и Мукдене состоялось по этому поводу соглашение, а сегодня в 12 часов дня первое заседание Распорядительного комитета, которое заканчивается к вечеру, и во главе дороги будут поставлены новые лица.

Я рад, что вы собрались здесь, и, не будучи в состоянии долее руководить вами, я могу поблагодарить вас за ту колоссальную работу, которую мы вместе с вами произвели.

Перед тем как мне приехать сюда, я наметил план работы и должен сознаться, что с вами мне удалось осуществить его гораздо легче, чем я думал.

Мы работали с вами в самый острый период после тяжкой войны и революции, в период партийной, политической борьбы, и я с гордостью могу сказать, что мы в целости донесли достояние России и Китая до сегодняшнего дня.

Мы сберегли то богатство, которое приобретено великим соглашением графа Витте с Ли Хунчжаном, и Китайская дорога по заключению всех специалистов является далеко не худшим звеном Великого Сибирского пути. Но самой главной ценностью Китайской дороги является ее личный состав.

Когда я принимал дорогу, я потребовал, чтобы мне было положено на стол 3 миллиона и заключен 20-миллионный заем.

Однако ни копейки дано не было.

И все же свыше 20 тысяч служащих и рабочих имели на дороге свой кусок хлеба. Вы знаете, какое количество самых разнообразных учреждений содержалось за счет Китайской дороги. Во всей той работе, которая сделана, в вашем лице я видел честных и энергичных сотрудников. Может быть, за время нашей совместной работы и были некоторые несправедливые требования, особенно в начале, но вы сами понимаете, что чрезвычайные обстоятельства влекут за собой и чрезвычайные меры. Я сам поражался той выносливостью, с какой вы несли эту работу, выполняя все мои требования.

Вы служили не мне, а своим родинам, России и Китаю, и горжусь, что в этом деле служения России я был во главе вас.

При моих переговорах с местными представителями советской власти, теперь уж это дело прошлого, я всегда указывал им на ваши заслуги и просил беречь личный состав Китайской дороги как главное ее богатство.