Навестив Гвина, Томас нашел его сытым и довольным, но тоскующим в невольном заточении по жене и детям. На следующий день после посещения борделя де Волф решил повидаться со своим верным оруженосцем, предприняв все предосторожности, чтобы многочисленные шпионы шерифа не выведали его тайные намерения. Он хорошо знал, что де Ревелле изо всех сил пытается узнать местонахождение офицера.

— Ну сколько мне еще сидеть в этом монастыре? — первым делом поинтересовался корнуоллец. — Томас, спасибо ему, принес весточку о моей семье, но если я застряну здесь надолго, то и сам превращусь в монаха!

Джон быстро пересказал ему последние новости, уделив особое внимание аресту Элиаса Палмера, заточенного ныне в тюрьму замка Ружемон, камеры которого освободились после недавней казни осужденных. Этот сводник, все еще упорно отрицавший свою причастность к убийству, все-таки признал, что забрал деньги с трупа Уолтера, и Джон, проведя обыск в его комнате в борделе, обнаружил большой кошель с еще не потраченными монетами.

— Но чертов шериф по-прежнему отказывается признать, что именно этот человек убил Уолтера Тайрелла, — недовольно проворчал Джон. — Упрямая свинья! Он все еще считает, будто это я выкрал тебя у него из-под носа, и ждет судного дня, чтобы вытащить тебя на суд присяжных.

— А он признал, что специально подстроил это дело и испачкал мой меч кровью цыпленка?

— Как бы не так! Даже когда я сообщил ему, что Кристина фактически подтвердила этот факт, он все равно продолжал отпираться. Правда, ее признание было не столь очевидным, как мне бы того хотелось.

— А все этот проклятый меч! — горько воскликнул Гвин. — Навлек на меня новые неприятности, будь он неладен!

Джон распахнул полы дорожного плаща и продемонстрировал Гвину кожаный ремень, на котором висело оружие в ножнах.

— Я специально прихватил его с собой на тот случай, если шериф все-таки узнает о твоем местонахождении и решит захватить тебя силой.

— Спасибо, коронер, — сдержанно сказал Гвин. — Но от этого клинка одни неприятности. Конечно, я благодарен вам за такой дорогой подарок, но, думаю, его нужно обменять на какое-нибудь другое оружие, поскольку считаю, что этот меч приносит мне только несчастье.

Будучи чистокровным кельтом, Гвин обладал завидным упрямством, и Джон хорошо знал, что спорить с ним бесполезно. В конце концов он согласился вернуть меч оружейнику Роджеру Трудогу и попросить взамен более подходящий клинок.

Де Волф покидал приорат с раздражением, поскольку его расследование пока не принесло никаких результатов. Возвращаясь в Эксетер, он тщательно обдумывал следующие шаги, которые могли бы развеять подозрения относительно его друга Гвина. Иногда его посещали весьма неприятные мысли о том, что верный слуга действительно мог убить этого суконщика, но Джон гнал их от себя, поскольку хорошо знал своего оруженосца. Он действительно мог наброситься с мечом на человека, но только в приступе ярости, однако никогда не напал бы на жертву в темной аллее, нанеся удар в спину.

Проблема заключалась в том, что шериф не оставлял попыток уязвить своего шурина, тем самым стараясь отомстить ему за давние разоблачения в качестве предателя и мятежника. Только благодаря своей сестре Матильде Ричард избежал позорного изобличения, смещения с должности и, возможно, ареста.

— Боже, как же мне убедить присяжных, что этот мошенник из борделя действительно является настоящим убийцей? — бормотал он себе под нос, проезжая сквозь те самые Южные ворота, где совсем недавно сидел в убежище его офицер. Он подумал, что можно было бы пропустить Элиаса через так называемый «суд Божий», то есть испытать огнем, мечом или кипящей водой, но этой жестокой пыткой можно установить виновность подозреваемого, однако добиться от него признания очень сложно. Возможно, это удастся сделать с помощью пыток, которые применяются к подозреваемым, отказывающимся отвечать на вопросы сыщика. Обычно несчастную жертву кладут на землю, а сверху придавливают тяжелым железом и увеличивают вес до тех пор, пока испытуемый либо признается во всем, либо погибнет от невыносимой тяжести груза. Однако все эти меры коронер может применять только с разрешения шерифа, но рассчитывать на это сейчас нет никаких оснований.

Де Волф приехал домой, поставил лошадь в конюшню и направился пешком в замок. Сначала он хотел зайти к оружейнику Роджеру Трудогу и договориться об обмене меча Гвина на что-нибудь более подходящее, но потом решил проверить, не случилось ли каких-нибудь убийств или других серьезных преступлений за время его отсутствия. Томас, как всегда, сидел на своем рабочем месте и переписывал документы для судов и королевских архивов. Увидев вошедшего коронера, он первым делом поинтересовался Гвином, а потом пересказал шефу последние слухи, которые собрал во дворе кафедрального собора.

— Вы же знаете, коронер, что я сплю на соломенном матрасе в коридоре одного из домов каноника. Так вот, сегодня утром там толпилось множество людей, чтобы попасть к заутрене, и я совершенно случайно подслушал разговор двух викариев каноника, которые сидели в соседней комнате, отгороженной от меня только грубой занавеской.

Джон снисходительно хмыкнул, хорошо зная, что Томас страдал непомерным любопытством и был самым осведомленным человеком западнее Уинчестера. Если он говорит, что «случайно подслушал», то на самом деле это означает — прильнул к занавеске и не пропустил ни слова.

— Один из них спрашивал у другого совета по поводу исповеди, которую выслушал от одного из своих прихожан, — продолжал клирик. — Он, конечно, не имел права пересказывать содержание исповеди даже своему товарищу священнику, но понял — дело настолько серьезно, что нужно проконсультироваться со своим каноником, а то и епископом насчет того, можно ли нарушить тайну исповеди и сообщить светским властям полученную информацию.

Джон нахмурился, не понимая толком, зачем выслушивает всю эту чушь, касаемую исключительно церковных властей. Обычно подобные проблемы затрагивали вопросы морали в такой же степени, в какой касались нарушения закона, к чему, например, относятся кровосмесительные связи, совращение девушек или даже малолетних детей.

— Томас, какое отношение все это имеет к коронеру? — не выдержал наконец Джон.

Маленькие глазки клирика ярко заблестели, когда он перешел к самому главному.

— Они говорили не о каком-то неизвестном вам человеке, а о Мартине Нотте! — прошептал он заговорщицким тоном.

Коронер шагал так быстро, что его накидка из волчьей шкуры развевалась на ветру, как огромные крылья летучей мыши с большой черной головой. Томас семенил следом и далеко отстал от хозяина. Он прекрасно понимал, что коронер настроен весьма решительно, и хотя понятия не имел о его планах, одно знал совершенно точно — главного клирика сукновальной мануфактуры ждет жесткий разговор.

А де Волф, в свою очередь, напряженно размышлял над словами Томаса и энергично расталкивал прохожих на оживленных улицах, пробираясь к Западным воротам. Что могли означать эти слова? Или они не имели к делу никакого отношения? Возможно, признание клирика содержало лишь самую обыкновенную супружескую неверность, но это вряд ли могло так сильно обеспокоить викария.