Из всего увиденного впечатлил меня только Нотр-Дам: своей католической грандиозностью, историчностью, которая струилась из высоченных сводов, резных канделябров, изысканно сложных витражей, поражающих своей красотой нас, потомков многих сотен лет вперёд… Собор Парижской Богоматери неотразим в своём великолепии и красоте, неподражаем в своей грациозности, умиротворении, созидании, в мудрости людей, создавших его и ушедших из жизни чуть менее десяти веков назад, оставив нам в наследие и назидание это шедевральное в своём великолепии Творение…

Огромный старинный орган изливал свои божественно прекрасные звуки на туристов и прихожан, бесчисленных, и оттого ничтожных в своём нескончаемом потоке, а по моим щекам струились горячие слёзы: для моей истерзанной за последние сутки души, переполненной уже какой-то непонятной мне доселе тоской, эта священная музыка стала той последней каплей, которой недоставало эмоциональной перенапряжённости, чтобы излиться на мои щёки слезами. Нежные губы Алекса собирали их своими поцелуями, его горячее дыхание опаляло мои губы, щёки, шею, уши, умоляя простить его за все проступки… Только я не понимала, какие именно проступки он имеет в виду, за что просит прощения… Я правда не понимала этого, потому что яснее ясного осознавала свою эксклюзивную вину в происходящем — ведь у Алекса, похоже, с самого начала были чистые и правильные намерения. В своём стремлении стать мне мужем он лишь воплощал естественное продолжение своего чувства, продолжение, предусмотренное природой, назначенное Богом, продиктованное долгом. В отличие от меня, погрязшей в грехе, эгоизме, прелюбодеянии, да ещё и жестокости по отношению к нему.

Вернувшись в серо-стеклянную квартиру, едва закрыв за собой дверь, мы накинулись друг на друга и не могли оторваться: ни голод, ни желание освежиться в душе после долгого, изнурительного туристического дня, полного впечатлений, не могли остановить нас, изголодавшихся друг по другу. Именно такой сценарий наших встреч и был самым частым — сценарий, ёмко умещающийся в понятии «Несдержанность», или «Неуёмное желание», или «Неукротимое взаимопритяжение»…

Алекс только хотел стянуть с себя свитер, как дверь открылась, и показалось улыбчиво — светящееся лицо голубоглазого Марка; он явился пригласить нас провести вечер с ним и его компанией. Алекс вопросительно посмотрел на меня, и я сказала, что согласилась бы с удовольствием. Алекс без особого энтузиазма принял приглашение, подозреваю, главным образом потому, что это я изъявила желание пообщаться с его другом. А мне действительно было интересно узнать Марка поближе — нечасто приходится общаться с настоящими американцами, ведь Алекс не настоящий, он как бы американец, но в тоже время ведь любит советские фильмы и чисто говорит по-русски!

{Sofi de la Torre — $}

В квартире Марка, такой же точно по планировке, как и квартира Алекса, но совершенно не серой, а наоборот пёстрой в буйстве красок интерьера, мебели и висящих на стенах в явном избытке художественных изображений Парижа, нас уже ожидала приятная в своей немногочисленности компания — две милые, красивые девушки — француженки. Они были обе стройны, скромно и даже просто одеты, не накрашены, но, несмотря на это, невыносимо женственны. Они говорили в основном на французском между собой и на очень примитивном и местами отчаянно кривом английском с Марком. Я подумала, что мне в этот вечер предоставляется уникальная возможность потренировать оба мои любимые и почти уже доведённые до совершенства языка.

Но общались мы недолго, вскоре Марк раздал нам бокалы. Начали мы с красного, и достаточно вкусного вина, продолжили белым, затем плавно девушки перешли на коктейли, а Марк на виски. Да, только Марк, потому что Алекс отказался пить вообще, и мне было прекрасно известно почему — у него были иные планы на этот вечер и на мой счёт.

Достаточно захмелев и обсудив все доступные для незнакомых доселе людей темы, мы занялись игрой в карты, но не просто так, а на раздевание… Причём предложили эту игру француженки: глаза Марка тут же загорелись, а вот на лице у Алекса мелькнуло напряжение. Мелькнуло и испарилось.

Мы стали играть, сидя на белом полу в позах по-турецки. Француженки очень шустро разделись до маек, и у меня возникло ощущение, что они вообще не стараются выигрывать. Следующий проигрыш — Марка, он снимает с себя полосатую рубашку, обнажая шикарное рельефное тело, явно перекачанное в тренажёрном зале. Увидев это, француженки отметили мужскую красоту своими протяжными «вау» и кинулись наперебой с ним заигрывать: Марк воспарил в пространстве ожидания на коне, снабжённом могучими сексуальными крыльями.

Алекс не проиграл ни разу, я тоже, причём, я заметила, что он явно подыгрывал мне, часто в ущерб своему карточному раскладу.

Наконец, он проигрывает тоже и снимает с себя носок, обнажая свою сексуальную ступню: ноги у Алекса так же красивы, как и все остальные части его тела. Француженки разглядывают его единственную обнажённую деталь, и по их лицам я понимаю, что скорость вращения тайного смысла этой вечеринки и этой игры начинает неумолимо набирать обороты… Во мне просыпается ревность, но я реактивно бью её по голове, и она покоряется — спит дальше.

Следующий проигрыш мой, я могу тоже снять носок или ремень, но снимаю толстый свитер, потому что мне действительно жарко в нём, а под ним у меня чёрная с тонкими лямками майка, которую смело можно отнести и к нижнему белью и к летней одежде. Эта майка немного приоткрывает верх моей груди, а на одной из них сверху у меня есть родинка, и эту родинку Алекс обожает, но сейчас её, похоже, ласкает взгляд Марка… Алекс в неистовом напряжении, но виду не подаёт, а мне эта игра начинает нравиться.

Следующий проигрыш Ванессы, одной из француженок, и она снимает футболку, оставаясь в белоснежном бюстгальтере, хотя у неё ещё имеется тонкий красный ремешок на серых брюках…

Внимание Марка мгновенно переключается, и я слышу тихий выдох облегчения от своего горячего соседа с карими глазами.

Следующая игра — напряжённая: неопределённая ситуация складывается между Алексом и сидящей около него Амбр, что в переводе с французского означает янтарь, и у неё действительно янтарные глаза, немного похожие на глаза Алекса, которые она уже не сводит с него. Я ощущаю всем существом, как вихрь перевозбуждения закручивает нас пятерых всё сильнее, и создаю провокацию, ведь я обожаю провокации… Совершаю ход, который оставляет моего спутника в безнадёжном проигрыше, ведь он не был готов к атаке с моей стороны.

Алекс медленно стягивает второй носок, обнажая вторую свою ступню, и, лёжа друг на друге, для меня они гораздо более сексуальны, чем накачанный огромный торс Марка, сидящего рядом со мной. С удивлением обнаруживаю, что сексуальны они не только для меня, потому что Амбр говорит мне на французском, который знаю только я в нашей компании иностранцев:

— Давай снимем с него свитер?

Я отвечаю:

— Он играет слишком хорошо, это нелёгкая задача.

— Если мы с тобой постараемся, умение хорошо играть ему уже не поможет…

{Nick Jonas — Close ft. Tove Lo}