Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рейтинг – как война! – все спишет.
– Чего не бывает, Саша?!
Режиссер пожал плечами. Его никто не поддерживал, всепохоронно молчали, и он никак не мог понять почему.
– Ну разве можно вот так взять и закрыть программу толькопотому, что мы там что-то не то сказали?!
– Не мы, а я, – поправила Таня. – Сказала именно я, и вышелскандал. Генеральный прокурор звонил министру обороны, или, наоборот, министр,что ли, звонил папе римскому, а потом они все вместе звонили президенту, ипрезидент велел нашему генеральному разобраться.
– Ну… так надо разбираться!..
Кто-то из операторов довольно отчетливо хмыкнул. Таня толькоподняла глаза, и хмыканье моментально прекратилось. Иногда она умела бытьгрозной.
– Тьфу на тебя, Сашка, – сердито сказала Ирина Михайловна. –Генеральный уже разобрался, ты что, не понял?! Он сказал, что снимет нас сэфира, если мы не докажем всему миру, что этот писатель, черт бы его побрал, насамом деле помер из-за врачебной ошибки, а не потому, что от него избавилисьсильные мира сего, на которых он возвел хулу!..
– Но мы-то тут при чем!? Мы просто осветили смерть писателякак событие, а не как…
– Да наплевать генеральному, как мы осветили! – вступил кто-тоиз редакторов. – Ну ты даешь, ей-богу! Ему неприятности не нужны, не хочет оннеприятностей, вот такой он странный мужик, этот наш генеральный!
Таня смотрела в окно, на залитую дождем стоянку и башню натой стороне улицы Академика Королева. Тучи висели низко, и было видно толькополбашни, как будто из мокрого парного облака высунулся крокодил и откусилбашне голову.
Вот так и мне, тоскливо думала Таня, башку генеральныйоткусит. Высунется сверху, из своего облака, прицелится поточнее – ам! – и нетуу меня головы!..
– …Прости, бога ради, – говорила тем временем ИринаМихайловна дрожащим голосом. – Это я во всем виновата. Надо было проверитьлишний раз, а я ничего проверять не стала! Думаю, раз скандал с этой книжкой,значит, наша тема! А вышло, что мы кому-то на мозоль наступили…
– А ты, можно подумать, первый день работаешь, ИринаМихайловна, – пробурчал Василий Павлович, самый старший из всей редакторскойбригады, и подбородком указал на Сашу Халтурина, как бы сравнивая ее с ним. – Ятакие скандалы за версту чую, и тебе пора бы уж!
– А раз ты чуял, что ж ты меня не предупредил?!
– Да не моя бригада в тот день работала!
– Но мы все на одном деле сидим, какая тебе разница, твоябригада, не твоя бригада!.. Подошел бы и сказал: так, мол, и так, из этого деласкандал может выйти!
– А я, между прочим, предупреждала, что писатель Грицук –человек со странностями, – подала голос Леночка, гостевой редактор. – Про неговсе говорили, что он неадекватный…
– Да какая разница, адекватный он или неадекватный, если онк тому времени помер уже!
– К какому – к тому?!
– Да когда программа вышла!
– Ну и что?
– А вы, Василий Павлович, лучше бы не выступали! Задним умомвсе крепки!
– Да у вас, у баб, и переднего ума никакого нету!..
– Василий Павлович!..
– И декорация в прошлый раз чуть не упала! Монтажники сбодуна все были! Как только ведущую не придавило!..
Таня смотрела в окно.
Почему всегда все так?.. Почему никогда не бывает проблем,которые можно решать постепенно, как написано во всех умных книгах – по мере ихпоступления?! Почему они всегда «поступают» исключительно оптом и никогда врозницу?!
Генеральный обещал прикрыть программу, если скандал неудастся замять. В глаза он ей не смотрел, хмуро перелистывал какие-то бумаги,кучей лежавшие на громадном, как футбольное поле, столе. Таня знала его многолет, знала и то, что если он не смотрит в глаза, а листает бумаги, значит, делоплохо, по-настоящему плохо.
«Ты же все понимаешь, – сказал он под конец и вот тут толькопосмотрел ей в лицо, – и работаешь давно! На меня очень давят сверху. Говорят,что из-за книги какого-то ненормального честные люди чувствуют себя… неуютно. Аони не просто честные, они еще и посты занимают! А ты на всю страну сказала,что от писателя этого вполне могли избавиться! Давай ищи компромат на больницу,в которой он помер, и на врача, который его упустил. На тормозах съехать неполучится. Придется до конца играть!»
Генеральный обещал прикрыть программу, а Колечка, с которымони едва-едва помирились после феерического празднования Таниного сорокалетия,решил сделать ей «сюрприз». Колечка вообще был мастером сюрпризов. Два дняназад, заехав зачем-то в городскую квартиру, Таня обнаружила там абсолютный,полный и окончательный хаос и человек семь «иностранных рабочих», сидящих накорточках вдоль коридора. Они сидели на корточках, курили какую-то махру и непонимали ни слова по-русски. Таня поначалу решила было, что это налет иналетчикам почему-то вздумалось покурить в ее разгромленной квартире. В ужасе ипанике она не сразу поняла, что это никакой не налет, а… ремонт. Колечка затеялремонт в ее квартире.
«Давно пора, – сказал он весело, когда она ему позвонила. –Там у тебя грязь такая! Вот я и решил сделать тебе подарок!»
«Да, но там все равно никто не живет, – пролепетала Таня,которой больше всего на свете хотелось пинками выгнать за дверь всех«иностранных рабочих», растоптать на полу их махру, немного покидать в стенукакие-нибудь тяжелые, желательно бьющиеся предметы, а потом послать по материКолечку, да так, чтобы он пошел туда, куда его послали, и больше никогда невернулся. – И ремонт я делала всего три года назад! И все было вполне прилично,Коля! А сейчас здесь даже переночевать нельзя, а мне иногда нужно, особеннокогда я веду какие-нибудь ночные эфиры, ты же знаешь…»
«Ты что, не рада?! – грозно спросил Колечка, и Таня поняла –это конец. Он опять обиделся, и все опять пропало, теперь уже окончательно,бесповоротно! – Я хотел тебе сюрприз сделать, а ты?! Эфиры ночные вообще нужнопрекращать! Так жить нельзя, неужели ты не понимаешь?!»
«Я понимаю, – Таня обвела взглядом рабочих, которые всепродолжали сидеть на корточках в ее коридоре и смотреть на нее с живым игорячим интересом, – я понимаю, что мне теперь ночевать негде, а эфиры я всеравно буду вести, потому что я так деньги зарабатываю, Коля. И если я перестануих зарабатывать, нам с тобой не на что будет жить. В прямом смысле слова. Намне на что будет есть, пить, спать и ехать в отпуск!»
Колечка высказался в том духе, что, если она станетпопрекать его своими деньгами, он уйдет и больше никогда не вернется, и вот ужедва дня с ней почти не разговаривал.
Она извинялась, маялась, просила понять ее, говорила, чтоустала, что у нее на работе проблемы, но ничего не помогало. Колечка – кремень,скала! – на уговоры не поддавался.