Перекрывая свист ветра, донесся мужской голос:

— Беги, дурак! Беги!

Джонатан внял совету и со всех ног рванул назад, на Флит-стрит. Один раз он оглянулся, чтобы выяснить, не гонятся ли за ним, но увиденное поставило его в тупик. Тень каким-то образом не давала багровому сгустку пройти — тот извивался и отскакивал назад, словно кобра. Наконец тень дрогнула и рассеялась. По всей видимости, она пыталась его защитить, а вот густо-красный туман, который теперь устремился за Джонатаном, представлял опасность. Как бы то ни было, тень оказалась слабее. Джонатан поспешил к своей цели — месту, где переулок вливался во Флит-стрит. Уже виднелись многочисленные прохожие. Спасение лежало в каких-то нескольких ярдах.

Послышалось лошадиное ржание. Из лондонской мглы вылетела черная карета без кучера и загородила Харкеру путь.

Багровая дымка нагоняла. Флит-стрит исключается. Оставался только один вариант. Метнувшись налево, Джонатан побежал по другому переулку, во всю глотку умоляя о помощи. Увы, из-за привычки к спиртному его здоровье уже давно было подорвано. Задыхаясь, он упал на мостовую. Жуткий туман окружил его со всех сторон.

— Кто ты? Чего тебе надо? О Господи!..

Последним, что услышал Джонатан, стал его собственный вопль. Его последняя мысль была о Мине.

В Эксетере, в ста восьмидесяти милях от Флит-стрит, с криком проснулась Мина Харкер.

Составлением рапортов инспектор Котфорд предпочитал заниматься в «Красном льве». Его излюбленный столик располагался в самом темном углу паба, где никто никогда не сидел, потому что все самое интересное происходило за стойкой. Если бы дела у заведения шли получше, думал Котфорд, в этом углу постоянно шушукались бы, обмениваясь наедине милыми глупостями, молодые парочки. Но в бар ходили только мужчины. Пьяницы. Полисмены. В таких местах юные девушки редкость. Если что-то и объединяло посетителей, то лишь распитие виски, дружеские похлопывания по спине да сальные шуточки. Котфорду нравилась сумрачная атмосфера паба, стены, обшитые почерневшим деревом. Тени, никогда не покидавшие его угол, создавали барьер между инспектором и другими клиентами. Никто не мешал ему заниматься единственным, что осталось в его жизни — работой.

Поскольку «Красный лев» располагался в удобной близости от парламента, Нового Скотленд-Ярда и резиденции премьер-министра на Даунинг-стрит, его постоянно наводняли политики, полисмены и чиновники. Счастливчики, у которых были семьи, к концу вечера уже сидели по домам. Оставались только одиночки вроде Котфорда, заливающие тоску спиртным.

Инспектор знаком велел барменше принести еще кружку пива и вернулся к сравнению своих записей с рапортом, который предстояло отослать генеральному прокурору. В Лондоне участились кражи велосипедов; от просмотра бесконечных отчетов у Котфорда уже рябило в глазах. Наверное, в помощи неимущим работягам, лишившимся единственного средства передвижения, было определенное благородство, и все же инспектор находил такую работу унизительной. Годы тянулись чередой, а Котфорд по-прежнему прозябал в этом безнадежном отделе.

Барменша заменила пустую кружку порцией крепкого портера. Котфорду эта женщина была хорошо знакома — он ходил в «Красный лев» уже тридцать лет. Увы, за все эти годы приятельских отношений между ними не установилось.

Насчет своей репутации Котфорд иллюзий не строил. Не исключено, что барменша игнорировала его намеренно, видя в нем одного из тех, кто не сумел когда-то найти управу на Потрошителя. А может, дело лишь в его необщительности… Отдавшись на милость невеселым мыслям, инспектор перевел взгляд на суровые лица бывших посетителей «Красного льва», хмурящихся с портретов на стенах. Весь цвет Скотленд- Ярда. В борьбе с нарушителями закона окончательная победа невозможна, но чем больше преступлений раскрыл полисмен, тем менее напрасной он считает свою жизнь. Великие люди, изображенные на портретах, сделали очень многое, чтобы весы жизни качнулись в сторону правосудия. Вот инспектор Дональд Суонсон — сейчас он на пенсии. Вот суперинтендант Томас Арнольд, оставивший свой пост на время Крымской войны, но сразу после ее окончания вернувшийся к прежним обязанностям. Самым выдающимся из всех был наставник Котфорда, Фредерик Эбберлайн. Глядя на лицо старого друга, Котфорд усмехнулся. Ей-богу, он всегда больше походил на банкира, чем на полицейского. Инспектор поднял кружку за великих коллег.

Когда он был еще молодым, полным идеалов констеблем и всей душой любил свою работу, его искренне удивляло, почему такой уважаемый человек, как Эбберлайн, сам накладывал на себя такую огромную ответственность. Теперь, достигнув зрелых лет, Котфорд наконец-то все понял. Эбберлайн считал своим долгом не оставлять жертв насильственных преступлений неотомщенными. Более высокого призвания не существует. После фиаско с делом Джека Потрошителя инспектору пришлось уступить разъяренной общественности и уйти в отставку. Но за годы работы славный Эбберлайн раскрыл столько преступлений, что его репутация среди коллег нисколько не пострадала — в конце концов, речь шла лишь о пяти убитых проститутках.

У Котфорда все сложилось иначе. После отставки Эбберлайна его перевели на пост, который он занимал и поныне; с карьерой в отделе расследования убийств и надеждой на повышение было покончено. Ожидалось, вероятно, что он поступит как честный человек и также покинет полицию. Однако для этого Котфорд был слишком упрям. Пока он не найдет способ искупить свои промашки, уйти с чистой совестью у него не получится. Инспектор молился, чтобы благодаря дневнику доктора Сьюарда душа обрела долгожданный покой.

Дверь паба распахнулась и стукнула о стену. Каждый пьяница в помещении уставился на вбежавшего в паб констебля. На раскрасневшемся лице молодого человека каплями выступил пот. Встав в центре зала, он крикнул:

— Инспектор Котфорд здесь?

Посетители зашушукались между собой.

— Вам нужен я, — отозвался Котфорд из своего угла.

Основательно запыхавшийся констебль отдал ему честь и протянул сложенный листок бумаги.

— Инспектор Котфорд? Вот, велел немедленно доставить сержант Ли… Полагаю, речь о деле первостепенной важности.

Котфорду понравился этот паренек. Во многом он напоминал его самого в юности — энергичного, наивного. Инспектор прочитал записку. Потом перечитал еще раз — и в голове у него все перевернулось. Котфорд был уже в дверях, когда констебль окликнул его:

— Инспектор? Я сейчас свободен, могу вам помочь, если нужно.

Котфорд задумался. Почему бы не ободрить исполнительного юнца?

— На том столике мои бумаги. Как можно быстрее доставьте их в Королевскую прокурорскую службу. Не подведите меня, молодой человек. От вашего проворства зависит, будет ли наказана банда коварных злоумышленников.

— Слушаюсь, сэр! Положитесь на меня, сэр!

Закончив с добрыми делами, Котфорд отправился навстречу своей мрачной судьбе — первому, как он надеялся, шагу на пути к противостоянию со злом, которое он разыскивал уже двадцать пять лет.