Он доберется до Соколиного кряжа, чтобы узнать, что умер.

И рассмеется безумным смехом.

Черный Янгар бессмертен!

Разве не знает Ерхо Ину, что не так-то просто убить того, в ком течет кровь бога?

Страшен будет его смех. И над крепостью, врезанной в скалы, вновь поднимутся черные стяги с белой волчьей головой. Берегись, Ерхо Ину! Жив Янгар.

На следующий же день раскроются ворота, и рухнет мост, соединив два берега великой пропасти. Загрохочут копыта гонцов. Дюжину дюжин разошлет Янгар. И каждому даст алый плащ, алую плеть и алую же стрелу. И каждому вручит свиток.

Всю ночь скрипели перья. Выводили писцы букву за буквой, переписывали историю страшного предательства, совершенного Ерхо Ину.

О том, как гостем вошел он в дом Янгара.

О том, как дал в жены собственную дочь.

И о том, что, богов не побоявшись, ударил в спину, сжег дом Янгара и убил его людей.

А значит, быть войне.

Огнем и сталью пройдет Янгхаар Каапо по землям Тридуба. Убьет его сыновей, а дочь, которая могла бы стать хозяйкой в том, сожженном доме, наложницей сделает, рабыней.

И быть посему.

А если не исполнится слово, то пусть покарают Янгара боги.

Так говорил Янгар. И драгоценный пергамент сохранил его слова, чтобы стали они известны по всему Северу.

— Опять спешишь, мальчик, — Кейсо деревянной лопаточкой наносил мазь на рубцы, чтобы не стали они жесткими. Как по мнению Янгара, те вовсе не нуждались в такой заботе, но с Кейсо он не спорил.

Охота ему с царапинами возиться — пускай.

— Думаешь, простить надо было?

— Нет.

Правильно. Такое не прощается.

— Ты всем объявил о войне. И о том, что жив… — отложив лопатку, Кейсо вытер пальцы. — Стой, пусть впитается. Тебе следовало бы собрать войско и двинуться на Лисий лог. Ударить, пока Ину не опомнились. А теперь Тридуб успеет подготовиться.

— Я думал об этом.

Кейсо прав. И искушение было велико. Взять пару сотен людей, из тех, что надежны, да наведаться в Лисий лог. Да только…

— Предатели и рабы нападают исподтишка, — Янгар опустил рубаху, так и не дождавшись, когда мазь впитается. И полотно прилипло к раненому боку. — А я — ни то, ни другое.

Кейсо ничего не ответил, лишь головой покачал укоризненно: мол, глупости ты говоришь, мальчик.

— Я не буду как он, — Янгар налил себе вина.

Кубок был золотым, тяжелым.

А вино — самым дорогим, которое только можно купить за деньги.

И сладким до того, что зубы сводило.

Атласные туфли на сафьяновой подошве слетали с ног. А золотые цепи оказались тяжелы и все равно напоминали о той, другой цепи.

— Янгу, — только Кейсо было дозволено называть его этим именем. — Порой ты… слишком стараешься стать другим.

Он и прежде говорил это, но объяснить, что имеет в виду, отказывался.

Да и сейчас Кейсо отвел взгляд, будто чувствовал себя виноватым.

В чем?

Он ведь пытался предупредить Янгара. И вновь спас, тем самым увеличивая долг, который и без того был огромен. Пожалуй, лишь себе Янгар мог признаться, что рад существованию этого долга. Ведь пока он не будет выплачен, Кейсо не уйдет.

И сейчас каам, омыв руки в розовой воде, вернул себе прежнее, ленивое обличье. Его больше не интересовали дела Янгара, но лишь мягкая постель, одежда, хорошая еда и, конечно, женщины.

При мысли о женщинах под сердцем кольнуло.

Надо забыть.

Вычеркнуть.

Умерла? Многие, с кем судьба сплетала путь Янгара, умирали. Были среди них враги, были и те, кто спешил назвать себя другом, но разве Янгар горевал хоть о ком-то?

Он умел забывать.

И сейчас излечит непонятную самому тоску привычным образом.

Вызвав слугу, Янгар приказал:

— Найди мне женщину. Не старше двадцати. Рост средний. Не толстая и не худая.

Кейсо, поливавший лепешку белым донниковым медом, отвлекся.

— Волосы длинные. Рыжие, — продолжил Янгар. — Если получится найти несколько, приводи всех. Сам выберу.

Когда за слугой закрылась дверь, Кейсо тихо произнес:

— Это тебе не поможет.

Девушка была одна. Светлокожая. Рыжеволосая, но рыжина была иной, тусклой. И Янгар, зажав прядь волос меж пальцев, убедился — другие. Жесткие. И вьются.

И глаза серые.

А лицо слишком округлое.

Но отступать Янгхаар Каапо не привык. И присев рядом с девушкой, попросил:

— Прикоснись ко мне.

Он закрыл глаза.

И когда холодные пальцы скользнули по щеке, едва не взвыл от огорчения.

— Не так!

Девушка отшатнулась.

— Прикоснись иначе…

Ладонь уперлась в груди, неловко погладила и отстранилась.

Не то.

— Иначе!

— Как, господин? — робко спросила она.

Он не знал. Иначе.

Так, чтобы внутри стало тепло. И лето вернулось.

— Уходи, — Янгар кинул девушке золотую монету. — И молчи, ясно?

Она тенью выскользнет за дверь, а Черный Янгар напьется дорогим невкусным вином.

Кровавой выдалась осень.

Багрянец проступил на кронах деревьев. И вторя ему, окрасились алым ручьи и реки. Травы стали черны от засохшей крови. И вороны кричали, славя кормильцев.

Силен был Янгар.

И многие сотни верных аккаев откликнулись на зов его.

Но и Ерхо Ину не назвать было слабым. Сотни и сотни воинов носили цвета рода Ину. Крепко держали они, что меч, что копье.

И сплелись две силы, друг друга пытаясь переломить. Сроднились.

Пылали поля Ину.

И редела конница Каапо под дождем из стрел. Воздух гудел. Дрожали стены крепостей, омывали камни кипящим маслом, наполняли рвы телами. Падали. Поднимались, вновь и вновь меняя флаги. И города сдавались на милость победителя, но ни одна из сторон не знала о милости.

Лето умерло на остриях копий. Алый осенний плащ разодрали клинки. И земля, не выдержав боли, позвала дожди.

Кто-то заговорил о перемирии, но голос его не был услышан.

Не желал мира Янгхаар Каапо до тех пор, пока не будет исполнена клятва. Да и Ерхо Ину, пусть бы и потерявший многое, верил, что одолеет он Клинок Ветра.