Она продолжала бормотать почти бессвязные слова, то и дело поворачивая свой хрустальный шарик. И вдруг воскликнула:

— Я вижу ее! Смотри! Смотри же!

Все было так красиво, так по-настоящему, что я почти поверила во всю эту историю и наклонилась вперед. Сколько я ни пыталась вглядываться в шарик, так ничего и не увидела… Ведьма попыталась мне объяснить процесс:

— Впусти знания и энергию через свои сакральные органы…

И она как-то так показала это на себе: провела руками очень однозначно, что я сразу представила себе место расположения этих самых «сакральных органов», не выдержала и прыснула от смеха. Половые, да. Но сакральные! Это было для меня слишком. Я вскочила и, опрокинув по дороге пару дюжин свечей, выбежала на улицу. Кажется, так, как я хохотала в машине, я не смеялась уже давно.

* * *

Тогда я решила, что мне уже никто и ничто не сможет помочь. Но судьба распорядилась по-иному. Эта женщина оказалась в студии радио «Ностальжи». Помнится, там были передачи, в которых сталкивались между собой представительницы разных жизненных позиций. Иногда доходило до драк — все-таки женщины существа эмоциональные. В тот раз нам предстояло услышать спор гадалки и исключительной реалистки.

Мария — так звали мою спасительницу — оказалась той самой гадалкой, но не было в ее внешности ничего, что могло бы хоть отдаленно напомнить мою давешнюю лицедейку. Она скорее походила на изображение ликов Богоматери. А главное — от нее исходили те же спокойствие и нежность. Кстати, и речи ее были вполне разумны. Я безумно увлеклась разговором с ней, а в конце Мария мне предложила: «Хочешь, я погадаю тебе на картах Таро?» Конечно, я согласилась.

Принимала она у себя дома, на Петроградской. Я еще подходила к квартире, а уже чувствовала симпатию и расположение: каменный дом, старый фонд, чугунные перила лестниц, высоченные потолки… Думаю, это остались какие-то воспоминания из детства, когда мы с семьей еще жили в центре, на Фонтанке. По крайней мере, эти ощущения позволили мне почувствовать себя расслабленной и лишенной напускных проблем, волнующих этих удивительных взрослых.

Мария встретила меня, познакомила с милейшей мамой и очень приятным молодым человеком, по-видимому, бой-френдом, забравшим все мои украшения, потому что гадать при украшениях, как оказалось, нельзя. Потом — провела по огромному коридору коммунальной квартиры в свою комнату.

Там, укрывшись от запахов, столько раз с тоской и любовью описанных в эмигрантской литературе, являющихся потрясающей смесью въевшегося табака, плохо выстиранных пеленок и выкипающего супа, мы приступили к раскладыванию карт.

И снова я не почувствовала никакого дискомфорта. Да, были зажжены свечи, но они удивительно органично смотрелись среди небольших нефритов, аметистов и — чуть больше — ярко-красного, бесконечно красивого рубина. Ложились карты, становилось тепло и уютно, дрожали огни свечей…

Именно тогда я узнала о нашей с Димой кармической связи. Я поверила в это безоговорочно и, честно говоря, верю до сих пор. Мы нужны друг другу, друг без друга нам невозможно, но и находиться вместе мы не можем тоже. Это нельзя объяснить: и наше притяжение, и наше расставание.

Я ходила к Марии несколько раз, и каждое посещение приносило мне успокоение и понимание происходящего. Но жизнь моя, настолько зависящая от этой «кармической связи», легче не становилась. Я походила на собственную тень, пораженную тяжелой болезнью.

Решение пришло в очередное посещение: нам нужно расстаться, сказали карты. Расставание — единственный способ, нет, не исправить ситуацию, а просто сохранить жизнь. Обоим. Так карты легли. Так распорядилась Судьба. Вариантов действительно уже не было.

Я пришла домой и собрала Димины вещи. Нагиев, вернувшись вечером, молча разложил их по местам. На следующий день повторилось то же самое. И через день — тоже. Через месяц он все-таки уехал. Ещё через месяц в моей квартире не стало ничего, чтобы могло напомнить о нем. Я даже купила новую кровать и постельное бельё.

Почему же мне до сих пор кажется, что дом без него не дом?

* * *

— Ты меня не любишь!

«Ещё раз с ля-бемоль, — сказал невидимый дирижер и постучал палочкой по пюпитру. Невпопад добавил: — Дубль триста восемьдесят шесть!»

— Люблю, — упрямо повторила она.

— Не вижу!

«Первая скрипка опять взяла фальшивую ноту, — прокомментировал дирижер. — Вы когда-нибудь научитесь играть на своём инструменте? Ладно, давайте дальше…»

— Что опять не так? — в её голосе не было раздражения — только усталость.

— Почему цветы не политы?

«Нет, автор этой пьесы, несомненно, кретин: абсолютно не вижу логики в развитии сюжета, — подключился режиссёр-постановщик. — Но что делать, господа? Надо играть!»

«А здесь — andante cantabile», — подсказал дирижер.

— Я хочу, чтобы они умерли вместе со мной.

«Умирай!» — отчётливо прошептал где-то рядом голос режиссёра.

Изобразить смерть было бы легче лёгкого: они ведь столько раз репетировали эту сцену. Всего ничего: вытащить чемодан и поставить рядом с дверью:

— Уходи! Я прошу тебя! Не мучай!

«Passionato!» — всем своим видом требовал дирижер.

По сценарию полагалось заламывать руки, но она тихо стояла и с ужасом смотрела, как воплощается её воля. Закрылась дверь. Занавес.

«Уволю!» — кричал постановщик. Но ей было совершенно не важно, что скажут режиссёр и зритель. Потому что умерла она по-настоящему.

Расставание, несмотря на наши великолепные шпионские таланты, позволявшие на протяжении многих лет скрывать свой брачный союз, вызвало возле Диминой фигуры небывалый ажиотаж. Конечно, поклонницы и так ему прохода не давали, но теперь начался настоящий аншлаг!

Свободный Нагиев, одинокий Нагиев — вот уж тема для девушек, решивших стать для него «той единственной». А сколько материала для фантазий и сплетен!

Как-то Диму угораздило сняться для оформления коробки шоколадных конфет, да не одному, а с маленькой девочкой. Вся страна после этого уверена, что у Нагиева есть дочь. Дальние знакомые, не разобравшись в ситуации, очень трогательно мне сообщали: у Вас такая миленькая дочка. А я, удивленно подняв брови, что-то бормотала про сына, уже пользующегося бритвой.

Более осведомленные завопили о Димином уходе в другую семью — к матери своей дочурки. Некоторые особо талантливые журналисты сделали на этом неплохие деньги. Хочу вас разочаровать: девочка — дочка директора фабрики.

Поклонницы же, на мой взгляд, стали просто сходить с ума. Я как-то присутствовала на «Кысе»: конец спектакля — это даже не паломничество, скорее, Ходынка или похороны Сталина. Толпа девушек рвется на сцену, валит друг друга с ног, затаптывает своих менее удачных сестер…