Вот такой спорт заебательский.

Я много народу на него сподвигнуть хотел. Соревнования устроить. Но, чего-то никто не подписался…»

Респондент – Блим Кололей. Винторечинск, ул. Кислотно-щелочной экстракции.

Записал Семарь-Здрахарь. 3-я Этновинтологическая экспедиция.

«А я видел, как менты на дереве целую станцию космического слежения развернули. Антенны, там, лазеры…

А чего ещё?

Ещё – всё!»

Респондент – Шантор Червиц. Прибрежный Винтай. Ул. Промышленного ширяния.

Записал Семарь-Здрахарь. 3-я Этновинтологическая экспедиция.

«Смотрю на стену дома напротив. Четырнадцатиэтажка с балконами. Этажей – четырнадцать, а балконов – пятнадцать. Один – чердачный.

И вижу – на предпоследнем этаже какой-то мелкий тусует. Выглядывает вниз. И вдруг – залезает он на парапет и ползет вверх, по стенке. На чердачный балкон. Гнида такая!

Я, понимаешь, лекции по литературоведению читаю, в фондах всяких участвую, а он, гнусь такая, по стенкам ползает, поганец! Глаза его бесстыжие. Ненавижу!

Пролез на чердак и нет его. Не видно. Лишь вылетают сонмами оттуда голуби – народные мстители.

Ненавижу голубей! Когда мне поставят памятник – обосрут ведь с ног до головы и не только критики, но и они, твари лётающие тут и сям.

Но вот мелкий появился снова. Держит в руках что-то непонятное. И сызнова, ползком по стенке, теперь уже спускается к себе обратно. Гадина-то какая редкостная! Падаль!

Но греховно роптать мне, запертому в башне из костей убиенных жыдами слоников. Отрыв от массы народной – не дается даром. Вот и приходится мне наблюдать, – кушаючи рисовые шарики, – нанаписанные мною жизненные эпопеи.

Но ребенок, прихвативши своих сподвижников, вновь отправился в путешествие по стенам родимого обиталища. Ползут они, как мураши, или курс доллара. Стремительно – не остановить – не углядеть – не измерить всей глубины и шири падения рублевого. Идет процесс странный.

Не замести всяким пургам наши тюбетейки и кипы! Ползут мальчики кровавые в глазах и по стенам. Ползут, родимые. И гоним сами мы пурги по мечетям и аулам, по фескам и синагогам, по чалмам и дацанам… Не ведая, что за дети термитами многогрешными ползают туда-сюда на чердак и обратно по стене панельной…»

Респондент – Семарь-Здрахарь. Москва, 5-й Первитиновый тупик.

Записал Чевеид Снатайко. 3-я Этновинтологическая экспедиция.

– Му-у-ульки хочу! – выл Навотно Стоечко. – Мули! Мулечки…

– А нэту! – ядовито ответствовал Седайко Стюмчек.

– У! Дибливые фармаки! – Навотно Стоечко показал «козу» в сторону ближайшего и последнего на этот день драгстера, где ему в очередной, двадцатый, не меньше, раз отказали в выдаче солюцио эфедрини гидрохлориди трехпроцентови двадцать-ноль. Силов на передвижение в пространстве уже не было и наркоши сидели на лавочке у подъезда, обломанные, с чешущимися изнутри веняками и неублаготворенными торчилами. Нестремный с виду стрем-пакет стоял между ними. Но не судьба была ему вступить в действие. Не судьба…

– Бля, ну что же делать-то? – Навотно Стоечко раздвинул двумя пальцами шов на рубашке перед манжетой. Посмотрел на свой центряк, где виднелись уже совсем покоричневевшие и готовые в любой момент отвалиться коросточки от последних вмазок.

– А нечего делать, мой торчащий собрат! – Ответствовал Седайко Стюмчек. – Тяжкие настали ныне времена. И придется нам с тобой отныне вести трезвый образ жизни.

Мы забудем о баянах. Разучимся крутить метлы. И станем добропорядочными обывателями. Будем по вечерам втыкать в телевизор с футболом, а по воскресеньям глушить водку в объятиях трипперных подруг, радуясь, что вовремя бросили свои наркоманские похождения. И будем получать свой цирроз не от желтухи а от сивушных масел…

– Бр-р-р…– Навотно Стоечко передернуло от такой перспективы. – А без цирроза нельзя?

– Без цирроза нельзя! – Отрезал Седайко Стюмчек. – Это наша плата за удовольствие. Стандартная такая плата. Я бы даже сказал, что цирроз – это разменная монета…

– Гонишь. – Определил Навотно Стоечко.

– Гоню. – Согласился Седайко Стюмчек. – А что еще делать? Вмазаться сегодня вряд ли получится. Так лучше почесать языком, чем занимать мозги бесплодными мечтаниями об этом процессе.

– Мечтания… Процесс… – Передразнил Навотно Стоечко. – Наркоманы так говорить не должны.

– Так говорю я – и этого достаточно. – Возразил Седайко Стюмчек.

– Да, говори, что хочешь, а я помечтаю… – Навотно Стоечко махнул рукой и с головой погрузился в думы.

Прошло несколько минут. Седайко Стюмчек проверил стрем-пакет. Покрепче привернул крышечку на склянке с эссенцией, проверил наличие марганцовки, баянов…

– А ведь всего недели три назад мы торчали вон в том доме! – Вздохнул Навотно Стоечко, показывая на ближайшую девятиэтажку. – Сколько мы тогда сторчали? Пузырей пять?

– Четыре. – Автоматом ответил Седайко Стюмчек.

– …и все банки с вторяками заныкали за трубой. И они, небось, до сих пор там стоят…

– Да, вторяки тоже неплохо… – Пробормотал Седайко Стюмчек, пытаясь разобрать десятикубовый баян на составляющие.

– Пошли! – Навотно Стоечко резко встал. Ноги еще гудели от целого дня ходьбы, но он готов уже был к новым путешествиям. Да и цель…

– Куда ты влечешь меня, о, мой неуторчанный друг?

– За вторяками! В парадняк!

– Оставь эту идею, о, неугомонный. Ведь наверняка коварные женщины, что зовутся уборщицами, уже давно выгребли из-за трубы все пузыри и насладились вторякамив сугубом одиночестве, не поминая даже добрым словом тех, кто оставил там это богатство! – Разглагольствовал Седайко Стюмчек, уже поднимаясь в лифте на последний этаж.

Но, к его удивлению, нычка оказалась нетронутой. Запустив руку за трубу мусоропровода Навотно Стоечко извлек из-за нее сперва два пенициллиновых пузырька, заполненных коричневой массой, а затем еще три.

– Во! Видишь! Все-таки пять мы сторчали!

На лице Седайко Стюмчека не отразилось никакой работы мысли. Вся она прошла там, внутри черепной коробки. Он оттеснил Навотно Стоечко, сам запустил руку за трубу и под удивленный возглас:

– Там же больше ничего быть не должно! –

Выгреб из-за трубы целую кучу запыленных пузырьков из-под мульки.

– Велико наше братство! – Откомментировал Седайко Стюмчек.

Навотно Стоечко, кивая, молча согласился.

Несколько дней подряд торчки питались исключительно вторяками, найденными и выковырянными с мест боевой славы. Они объехали пол-Москвы, обшмонали все дома, где торчали за последний год…