Еще до съемок этого кассового кино Pupp на целых 40 лет превращался в гранд-отель Moskva, но политические перемены 1989 года вернули ему былую идентичность. Роскошная гостиница, пожалуй, в наилучшей степени олицетворяет собой старый карлсбадский «стиль Эдуарда Кнолля», от которого город отстранился только в социалистический период. Тогда посередине Карловых Вар огромным вставным зубом поднялся гостиничный комплекс Thermal, возведенный в трендовом для послевоенных десятилетий стиле брутализма. Выше по течению Теплы построили просторный стеклобетонный павильон, в который упрятали источник «Гейзер». О судьбе и ценности этих объектов ведутся вечные дискуссии, в диапазоне снести — отремонтировать — перепродать — присвоить статус памятника — снести, общественность и эксперты решают то так, то эдак, но дело в итоге не решается никак. Карловарский гейзер, правда, пару лет назад из павильона вывели, теперь он булькает и вздыхает под открытым небом.

Один из основателей брутализма, едва ли не главный авторитет современной мировой архитектуры Ле Корбюзье, с иронией оценивал парадные шеренги карловарских фасадов, издевательски назвав их «слетом тортов». Присутствие отеля Thermal на центральной витрине этой выставки (ради его постройки снесли пару-тройку исторических кварталов) выглядит ясным символом торжества мужественного «необработанного бетона» над женственной эстетикой сецессии и модерна. Многократно раскритикованный Thermal спасает еще и его центральная роль в важном для небольшой Чехии культурном мероприятии, международном кинофестивале. В эпоху социалистического братства этот киносмотр, дитя послевоенного энтузиазма, был парным с московским (их устраивали через год), но потом Карловы Вары и по качеству программ, и по спискам знаменитых гостей вырвались далеко вперед. На время июльской фестивальной десятидневки город меняет характер: курортник в вольных спортивных штанах запросто может встретить на набережной Джона Малковича или еще кого-то такого, пенсионерские променады заполняет гомонливая молодежь, а иностранное кино крутят даже в пропахших карболкой актовых залах санаториев. Как-то раз Ольге улыбнулся в Карловых Варах Антонио Бандерас. Огромный многоэтажный Thermal — незаменимая фестивальная площадка, и ослепительные наряды международных кинокрасавиц затмевают каменную гостиничную брутальность. Но вот кино заканчивается, победителю вручают «Хрустальный глобус», цирк гасит огни, и Карловы Вары вновь на целый год погружаются в курортные лень и спячку.

Пристрастия богатой клиентуры, на деньгах которой зиждется процветание любого предприятия медицинского обслуживания, от десятилетия к десятилетию менялись, потому что менялся окружающий мир: этот мир становился все комфортнее, его наслаждения становились все доступнее. Мода на минеральные молодильные процедуры временами уступала удовольствиям отдыха на средиземноморской ривьере или у подножия альпийских вершин, но тем не менее Карлсбад входил в число самых известных европейских здравниц. В императорских и королевских клиниках над лечением заболеваний желудочно-кишечного и опорно-двигательного аппаратов работали признанные светила императорской и королевской науки, немец Йозеф Зееген (лечащий врач Ивана Тургенева), еврей Леопольд Флеклес (лечащий врач Николая Гоголя), а потом и чех Милан Микса (ученик и лечащий врач Ивана Павлова).

Межвоенные чехословацкие десятилетия, сломавшие прекрасный австро-венгерский мир, по которому тосковал не один только Стефан Цвейг, стали для Карловых Вар временем скорее неопределенности, чем развития, ведь Центральной Европе в ту непростую пору было в общем не до курортов. Драма Второй мировой нанесла удар по качеству медицинских услуг, да и по всему укладу бытия. В социалистической Чехословакии Карловы Вары потеряли немецкий шик, превратившись в фабрику массового профсоюзного отдыха. Сюда заглядывали Леонид Брежнев с Алексеем Косыгиным и Сергей Бондарчук с Юрием Гагариным. Новое возрождение курорта началось в 1990-е годы, оно и теперь продолжается, проистекая, подобно местным родникам, медленно, но верно. Это связано в том числе с мутными потоками постсоветских денег, хлынувшими к берегам Огрже и Теплы.

Бриллиантом здешнего курортного зодчества считается отстроенный в самом конце XIX века, сразу после мэра Кнолля и по его заветам, район к северу от Замкового холма, известный как Вестэнд. Гости из Англии в Карлсбаде в ту пору отдыхали во множестве, для них хотели сделать как в Лондоне и Брайтоне, да и вообще приятно было ориентироваться на британские стандарты качества. В Западном районе построили отели Bristol и Savoy, роскошные виллы Shakespeare, Teresa, Kleopatra, Silva (в которой теперь размещается консульство Российской Федерации, а напротив установлен памятник Карлу Марксу — видному пациенту водолечебниц). На деньги богатых британцев воздвигли англиканский храм Святого Луки, на деньги богатых евреев — синагогу в мавританско-романском стиле (разграблена и сожжена в ноябре 1938 года), а на деньги богатых русских и сербов — православный храм Святых апостолов Петра и Павла. В 2012 году сквер на улице Короля Йиржи из Подебрад назван именем Анны Политковской, но русских консульских работников это не обрадовало, им как людям государевым оказались ближе объекты, связанные с памятью о Петре I и Николае Гоголе, эти имена в Москве не токсичны.

Петр I посещал Карлсбад дважды, сначала осенью 1711-го, окончив неудачный для своей армии прутский поход, и потом еще раз ровно через год. Экстравагантного монарха встречали в Богемии с помпой, и русский царь, двухметровый мужчина необузданного темперамента, подивил здешнее упорядоченное население, как сказали бы сейчас, навыками активного отдыха: гулял на чужой свадьбе, победил в конкурсе стрелков, поднялся на неоседланном жеребце на скалистый холм, выковал подкову, смастерил табакерку из слоновой кости, выстрогал изогнутые ножки для карточного столика. И вот как русская знать потянулась в Карлсбад за Петром, так и тянется до сих пор, инерция оказалась значительной.

Ну а Николай Васильевич, искавший спасения от депрессий и камней в почках, напился карлсбадской минеральной воды в 1845 году. Гоголь, переживавший бесконечный душевный кризис и скитавшийся по Европе, не верил в чудеса водолечения, да и вообще в Карлсбаде, что ясно из его переписки, искал скорее убежища, чем исцеления: «Недуги мои увеличиваются. И во время всякого приезда моего в Россию я чувствую себя нехорошо». Врачи диагностировали у автора «Мертвых душ» (а он незадолго до визита в Богемию как раз сжег черновики второго тома своего романа) «патологическую склонность к мистической вдумчивости». Такое разве вылечишь минералкой? Писатель остановился в гостинице Prinzen von Preußen, которую позже превратили в Hôtel de Russie. Теперь, после многочисленных перестроек и переделок, на этом участке набережной Теплы (улица Ивана Павлова) расположен отель Kolonada, и однажды я поместил туда на лечение своих родителей. Как и Гоголю, им не слишком полегчало.

Местные острословы не без оснований шутят о том, что Карловы Вары — самый западный в мире русский (или, говоря шире, постсоветский) город. Это правда, если судить по числу фамилий с окончаниями на — ов, — енко и — ский на табличках у подъездов старых, а особенно новых жилых домов и по обилию вывесок на языке Петра Романова и Николая Гоголя в местных магазинах, конторах, парикмахерских. Русская волна здесь то поднимается, то спадает, цены на квартиры, в которых можно спокойно встретить обеспеченную чиновничьей долей или прибыльным бизнесом старость, становятся то чуть выше, то чуть ниже, но нулевым спрос не бывает. Около двух тысяч обитателей города с населением 50 тысяч человек имеют российские паспорта, многие переехавшие в Чехию из России или других бывших советских республик уже сменили свое гражданство или добавили к прежнему второе.