— Ладно, будь по-твоему! Я готова обещать тебе все, что угодно!

— Тебе не нравится, когда кто-то посягает на твою независимость, да? Что ж, это одна из привилегий умирающего.

— Стэн…

— Хотя я и не собираюсь сыграть в ящик прямо сейчас, — на лице Стэна промелькнула слабая улыбка, — я очень устал. Думаю, на сегодня с нас хватит, но мы еще вернемся к этому разговору как-нибудь в другой раз.

Прервав беседу так же внезапно, как и начал ее, Стэн принялся мягко убеждать ее:

— Иди, закончи свои обычные дела и заодно скажи ребятам, которые ждут за моей дверью, что им незачем ходить с такими угрюмыми лицами. У такой старой развалины, как я, слишком много упрямства, чтобы так просто взять и отдать концы.

— О Стэн…

— Я так люблю тебя, дорогая!

Глаза Пьюрити увлажнились.

— Проклятие! Ты ведь не собираешься плакать?

— О! — Девушка с трудом сдержала слезы. — Ложись спать!

Быстро поцеловав его в щеку, Пьюрити направила к двери. Едва затворив ее, она встретила на себе испытующие взгляды притихших в ожидании мужчин.

Девушка сглотнула, чтобы избавиться от комка в горле.

— Стэн просил передать вам, что у него слишком много упрямства, чтобы так просто взять и отдать концы.

Не в силах произнести больше ни слова, Пьюрити стремительно вышла во двор.

— Тебе не кажется, что пора перестать меня избегать?

Вопрос отца заставил Касса резко повернуться к нему, а Джек воспользовался этим, чтобы окинуть беглым взглядом невозмутимое лицо сына. День выдался трудным: поездка в город и улаживание разных мелких формальностей окончательно подорвали здоровье Стэна.

Джек жалел друга, но при этом думал, что было бы еще хуже, если бы Стэн не заснул и уловил то напряжение, которое возникло по дороге домой. Джеку не надо было сообщать, что между Кассом и Пьюрити что-то произошло. Он это понял, как только они вышли из банка: на скулах сына вздулись желваки, а на щеках девушки горел гневный румянец. Стэн мог и не обратить на это внимания, зато Бак заметил. На обратном пути этот малый почти не сводил глаз с Касса, и если бы взгляды могли убивать…

Что касается остальных работников, они, по сути, игнорировали за обеденным столом как Касса, так и его самого. Пьюрити всей душой переживала за Стэна, что было вполне понятно, а Касс не делал ничего, чтобы хоть как-то наладить с ней отношения.

Прищурившись, Джек посмотрел на сына. Касс как-то изменился. Он не помнил, чтобы когда-либо его молчание было таким упорным, взгляд — таким холодным, в манере держаться проступало столько непоколебимой твердости.

Джек попытался взглянуть на Касса глазами постороннего человека и невольно нахмурился. Он и раньше подмечал в сыне черты, которые с самого детства выделяли его в среде сверстников: гордая осанка, проницательный взор на удивление светлых глаз, унаследованных от предков со стороны Томасов, необыкновенная ловкость неслышных движений. Джек не мог сказать, когда все эти качества стали представлять угрозу для других. Лишь в одном он был уверен, встретив загадочный взгляд сына: его мальчик стал другим.

— Похоже, ты обвел своего старика вокруг пальца, — заявил он прямо и, когда Касс ничего не ответил, добавил: — Пожалуй, нет смысла спрашивать, почему ты уговаривал меня стать совладельцем этого ранчо.

Касс по-прежнему молчал.

— Ты сам знаешь, что совершаешь ошибку.

Глаза Касса сузились.

— Ты настраиваешь против себя всех, вместо того тобы разрядить обстановку. Ни один из здешних работников, не говоря о Пьюрити или даже Стэне, не догадывается, что именно ты убедил меня сделать все для спасения ранчо.

— Это не имеет значения.

— Ах вот как? Знаешь, я уже был готов отказаться от сделки, а ты вдруг посоветовал мне согласиться на партнерство. Похоже, ты оказался прав. — Джек искоса посмотрел на Касса. — Что на самом деле имеет значение, так это то, почему ты это сделал. Тут дело вовсе не в моем долге чести, не так ли?

Касс ничего не ответил, и Джек начал терять терпение.

— Я задал тебе вопрос.

Ответа не последовало.

— Ладно, черт побери, если ты предпочитаешь молчать, буду говорить я! Позволь мне кое-что тебе объяснить. Какими бы ни были мотивы, мы оба подписали сегодня контракт и обязаны его выполнять! И для нас это не просто вопрос чести. Мы вложили в ранчо Корриган немалые деньги, что на некоторое время уменьшит доходы от «Рокинг-Ти». Стэн болен. Мы не знаем, как долго он протянет… и будь я проклят, если вернусь домой и оставлю вложенные мной средства в руках неопытной женщины, как бы высоко Стэн ни ставил ее способности.

Легкая тень, пробежавшая по лицу Касса, не ускользнула от внимания Джека.

— Я уже устал от этих твоих штучек. Если хочешь что-то сказать, говори!

— Ты заблуждаешься, если полагаешь, что Пьюрити Корриган неопытная женщина. Она столь же умна и ловка, как любой мужчина, и не уступит никому из работников на этом ранчо.

— Только потому, что Стэн дает ей советы.

— А вот тут ты ошибаешься.

— Не думаю… Наверное, я обманывал себя, когда полагал, что все обитатели «Серкл-Си» готовы забыть о прошлом. Нетрудно заметить, как здешние работники до сих пор смотрят на тебя, а ты — на них. Я уж не говорю о том, что Пьюрити превращается в ледышку, стоит ей взглянуть в твою сторону.

Касс покачал головой.

— Но сейчас слишком поздно думать об этом. Я сыт по горло тем, что есть. — Он сделал паузу, после чего добавил: — Так же, как и ты.

Джек помолчал, ожидая, что сын еще что-нибудь скажет, но тщетно. Тогда с нарастающим раздражением он начал говорить опять:

— Я передаю тебе свою долю. Теперь ты один несешь ответственность за это ранчо. Тебе придется так или иначе добиться, чтобы оно приносило доход, — так будет лучше для тебя же.

— Джек…

— Ну что Джек! Я твой отец и требую, чтобы ты взял дела в свои руки. Мы должны быть уверены, что все идет как надо. И не смотри на меня так! Я не могу слишком здесь задерживаться. Нам не хватает рабочих рук в «Рокинг-Ти», и ты сам знаешь, как волнуется за нас Джулия. Я не хочу надолго оставлять ее там одну. Так что тут все зависит от тебя.

Касс молчал.

Щека Джека подергивалась от еле сдерживаемого гнева.

— Знаешь, ты и впрямь крепкий орешек! Что ж, я тоже, и мое решение остается неизменным! Я только хочу напомнить тебе, что не кто иной, как ты, напал на женщину во время перегона прошлой осенью. Независимо от того, были у тебя основания для этого или нет, люди здесь имеют право так к тебе относиться.