Козимо знал, что папу обвиняют не просто в растлении, но в изнасиловании многих женщин и даже совсем юных девушек. Не было никакого насилия, каждая отдавалась с восторгом, даже если для нее близость первая в жизни, и потом оставшиеся земные дни вспоминала о папских объятьях. Впрочем, в постели Бальтазар меньше всего был папой, но страстным опытным любовником, знающим чаянья женщин и умевшим доставлять удовольствие и себе, и им. Это Козимо тоже знал, слышал, как вздыхают те, кто Бальтазару уже не надобен. Позови он, помани не пальцем — взглядом, снова с восторгом отдались бы.

Но вечеринка закончилась, пора отправляться домой.

Они вышли вместе с Поджо. Козимо невольно помотал головой:

— Много неожиданного сегодня увидел и услышал.

— Ты про папу? Не устаю ему удивляться, каждый день новой стороной поворачивается. Он определил нам всем пенсии по пятьдесят дукатов, знаешь?

— Кому?

— Никколи, Бруно, мне… Даже Хризолору приказал платить, чтобы о содержании не думали, только о философии. Козимо, я буду рад, если ты поедешь. Разных людей увидишь, много нового и интересного. Отец не против?

— Я его еще не видел, он завтра приедет.

— У твоего отца серьезные дела с Коссой?

Козимо беззаботно кивнул, словно речь шла о мелкой сделке:

— Банкир курии. Конечно, дела.

— Да нет, посерьезней, — понизив голос, усмехнулся Браччолини.

Теперь Медичи потребовалось большее усилие:

— Не знаю. Я в Риме, они здесь…

Лгать хорошему человеку всегда нелегко. Козимо выручило появление вдали темной фигуры. Флоренция не столь опасна, как Рим, но все же закутанный в плащ человек мог означать что угодно.

— Вот кого сторонись. Фон Ним, та еще гадина.

Козимо вспомнил, что Дитрих фон Ним — секретарь папы. Кому он опасен?

— Соглядатай. Следит, записывает… Собирает сведения. — Поджо передернуло от одного вида темной фигуры.

— Для кого?

— А кто дороже купит. Выждет момент и продаст. Мы папе предлагали эту гадину в Тибре утопить. Не позволил, сказал, что если бы в поединке убили, то грех отпустил, а так — нет. Но фон Ним на поединок не идет, ужом уползает, оружия не носит, чтобы не дать повод. — И вдруг громко окликнул: — Господин фон Ним, вы не меня ли ищете? Запишите, что я был у своего учителя Никколо Никколи, пил вино и декламировал Данте.

Человек в черном плаще припустил вдоль по улице подальше от Браччолини и братьев Медичи. Лоренцо хохотнул:

— А давайте я его догоню и… Мне папа не запрещал.

Поджо схватил его за плащ:

— Не смей. Не пачкай руки.

Но младший Медичи не сдавался:

— Он едет в Констанц?

— Конечно, как же без этой гниды?

— Вот мы его по дороге с кручи и спустим, — весело обещал Лоренцо. — Руки пачкать не буду, ногой подтолкну.

Козимо подумал, что брат вполне способен совершить такое. И в ту минуту не знал, пугает ли его сия возможность, или все же нравится.

Поджо в ответ только хмыкнул, что вполне могло означать согласие.

Позже вечером, укладываясь спать, Козимо впервые задумался о степени осведомленности Поджо Браччолини. Секретарь папы, составляющий ему не скучные официальные бумаги — для таких есть противный фон Ним, а те, которые не для любых глаз, должен знать много больше любого соглядатая. Неужели и о тайной стороне банка Медичи тоже знает? Тогда сам Козимо глупо выглядел перед Поджо.

Хотя нет. Эти дела не для разговоров на улице и даже не для ушей беспокойного Лоренцо, время быть посвященным в тайны семейного бизнеса для младшего Медичи еще не пришло. А может, Браччолини и вовсе проверял его, Козимо, на предмет болтливости?

Хорошо, что отец с детства приучил держать язык за зубами. Лучше недосказать, чем выболтать, — прекрасное правило для тех, кто имеет дело с огромными деньгами и тайнами сильных мира сего. Впрочем, и для всех остальных людей тоже.

— Дядя, я хочу за него замуж!

Бенедетто де Барди обомлел от такого заявления племянницы. Где это видано, чтобы юная особа вообще вела речь на эту тему?! К тому же не с матерью или теткой, а с дядей!

Чуть растерявшись от напора Контессины, банкир невольно поинтересовался:

— За кого?

— За Козимо де Медичи.

Проследив за взглядом племянницы, Бенедетто действительно увидел рядом со своим партнером его старшего сына Козимо.

— Козимо приехал из Рима? Что заставило Джованни вызвать сына? Не случилось ли чего-то в их семье? Или в римском отделении банка проблемы?

— Дядя, вы слышали, что я сказала? Я хочу замуж за Козимо де Медичи! У них в семье все в порядке, а о делах в Риме вы сами вчера говорили, что те идут прекрасно.

— Что на тебя нашло? Где это видано, чтобы дочь графини хотела замуж за сына банкира?

Контессина поморщилась:

— У дочери графини из приданого старый палаццо, на ремонт которого нет ни солида. А сын банкира многим даст фору.

— Ты права, ты во всем права… Но я не знаю, не сосватал ли кого-то Козимо? Может, он потому и приехал во Флоренцию?

— Так узнайте!

Племянница права — лучшего мужа, чем Козимо де Медичи, ей не найти. А ему лучшей жены — тоже. Это сразу поймет и Джованни де Медичи.

Да, поймет отец Козимо, но только не мать Контессины!

У племянницы Бенедетто нет богатого приданого, их семья серьезно пострадала за последние десятилетия, но у нее есть главное, чего нет у Медичи, — родословная. Контессина может гордиться своими предками не потому, что те сидели на денежных мешках, они были аристократами. В Республике Флоренции графы и герцоги не в почете, но это только с виду, в действительности у власти все равно те, за кем предки-аристократы, и сколько бы граждане Флоренции ни играли в демократию, не всякий из них может попасть в узкий круг «своих», принадлежность к нему дают титулы (пусть даже предков), а не деньги.

Деньги у Медичи уже есть, а происхождение так себе. Конечно, сейчас Джованни вполне может купить его себе, однако у титула существует то, что не купишь, — давность. И дочь графини в четвертом поколении всегда будет выше по положению, чем сын банкира во втором.

А старый палаццо на южном берегу Арно — всего лишь приложение. Не бесплатное, а словно в нагрузку, нужно потратить немало денег, чтобы привести его в порядок.

Бенедетто прекрасно знал, что Джованни де Медичи очень хотел бы породниться с аристократической семьей, но дочь самого Барди давно замужем, скоро внуков нужно будет женить, а о племяннице Бенедетто даже не думал. Он слишком хорошо знал свою невестку Камиллу, дочь графа Элси, мать Контессины, которая и замуж вышла за его брата Алессандро, только чтобы иметь право именоваться Барди. Чтобы Камилла отдала дочь за Медичи?!