Гермиона в отчаянии заломила руки, не смея даже заглянуть в гардеробную, где висело новое бальное платье. То, которое наверняка должно было привлечь внимание графа! Подумать только, она целых две недели упорно искала ленты для отделки, не пропуская ни одного магазина. Сколько раз она представляла себя в этом платье! Вот она стоит в дверях бального зала, и все головы поворачиваются при виде сказочного видения в платье цвета очень бледных ноготков…

А теперь все будут любоваться Лавинией Берк и выбранным ею прелестным туалетом: родители не жалели никаких расходов на наряды дочери.

Гермиона плюхнулась обратно на постель и нахмурилась. Причина досады не только в мисс Берк. Но и в ком-то еще.

В графе Рокхерсте.

Гермиона повернулась на живот и закрыла голову подушкой. Черт бы побрал этого человека! И нет ни малейшего утешения в том, что она с самого начала была права насчет графа: он действительно истерзанная душа. И это казалось бы ужасно романтичным и привлекательным, если б он не был склонен убивать любую тень, забредшую в его королевство.

По крайней мере именно в этом, по мнению мистера Подмора, заключались обязанности Паратуса.

И все же… все же… он спас ее.

И тут она уже не впервые задалась вопросом: как ему удалось затащить ее в экипаж? Нес всю дорогу? На руках? Прижав к груди, так что их губы почти сливались в поцелуе?

Гермиона раздраженно отбросила подушку. Ну почему она упускает лучшие моменты своей жизни? Но почему он не убил ее?!

Гермиона села. Может, и в его сердце нашлось нежное местечко, еще не успевшее зачерстветь? Значит, и для графа Рокхерста существует надежда?

Впрочем, не ей в этом разбираться. Только не ей!

Она поднялась и подошла к окну, наблюдая, как катятся по мостовой экипажи, унося жаждущих развлечений членов общества.

В самом деле, какой смысл оставаться невидимкой, и даже не можешь воспользоваться этим преимуществом?

Гермиона прикусила губу и попыталась припомнить, что говорила Томасин. Ах да, мечтала, что, если станет невидимкой, попытается насолить Лавинии Берк, да так, чтобы та надолго запомнила!

Гермиона хихикнула. Томасин непременно сдержала бы слово!

Где-то внутри загорелся крохотный лукавый огонек. Почему бы не исполнить желание подруги?

Она вполне может пойти на бал! И если кто-то нечаянно наступит на подол Лавинии… что же, это сочтут ужасной неприятностью, о которой все только и будут говорить наутро.

Гермиона вскочила и метнулась к шкафу, откуда извлекла старый плащ. Обернулась и оглядела комнату. Где, черт побери, ее туфли?

Она встала на четвереньки и нырнула под кровать. Сначала отыскала Подмора и бросила наверх. Том с мягким стуком приземлился на покрывале, и Гермиона зачарованно уставилась на кожаный переплет.

«Легенды о лиге Паратуса».

Что, если Подмор прав и в лиге состоят несколько человек? Старый ученый и автор книги предполагал, что в Англии живут четверо, а может, и пятеро Паратусов.

Гермиона вздрогнула. Пятеро таких, как граф Рокхерст?

Для нее и одного вполне достаточно, особенно если припомнить мускулистое тело графа в луче света, падавшего из окна заведения Кэппона. Его манера двигаться и орудовать мечом, размахивать им в ровном привычном ритме, словно рукоять изготавливалась специально для его руки, и только для нее одной.

И все же при его очевидном умении владеть оружием при тех силах, которые граф получил в наследство, Гермиона не могла не видеть, насколько он уязвим.

Судя по утверждению Подмора, «он так же смертен, как любой из нас».

Почему же он не сдается и продолжает битву? И неужели никогда не чувствует себя одиноким? Возможно, нет, учитывая его репутацию повесы.

Но что, если, как считает мистер Крикс, то просто майка, чтобы сплетники не узнали о его истинном призвании?

В таком случае он действительно очень одинок. Бедный Рокхерст!

Гермиона прижала пальцы к вискам, думая о стороне жизни графа, которая до сих пор оставалась для нее скрытой. Значит, он не проводил ночи, обольщая и соблазняя хорошеньких светских дам и лондонских куртизанок.

Боже, он настолько одинок, что даже может обрадоваться…

К ее полному потрясению, дверь распахнулась, и Гермиона едва не выскочила из собственной кожи не столько из-за неожиданного вторжения, сколько из-за направления, которое приняли ее абсолютно скандальные мысли.

– Вот и вы! – воскликнула Куинс, врываясь в комнату, и, словно придя к себе домой, бросила перчатки на бюро и огляделась.

– Жива и здорова. И это уже неплохо.

– Миссис Куинс! – ахнула Гермиона. – Что вы делаете… то есть как вы вошли?

– Ваш дорогой брат впустил меня, перед тем как уехать, – пояснила она, сбрасывая ротонду снимая шляпу. Как ни странно, она даже не спросила позволения, прежде чем положить все это на ближайший стул.

– И никаких «миссис», дорогая. Я решила составить вам компанию сегодня вечером.

Гермиона покачала годовой:

– Очень мило с вашей стороны. Но у меня свои планы. Снова пошарив под кроватью, она выудила туфли.

– Вы собрались уйти? – встревоженно спросила Куинс.

– В общем, да, – призналась Гермиона. Собственно говоря, какое дело Куинс до ее жизни?

Она принялась обуваться.

– Видите ли, – пролепетала Куинс, – мы почти не познакомились, тем более что вы так внезапно ушли… Очевидно, ей очень хотелось узнать, что было дальше, но Гермиона вовсе не собиралась ей исповедоваться. Впрочем, ничего страшного, если она скажет леди, куда хочет отправиться.

– Я иду на Гросвенор-сквер, на бал к леди Терлоу.

– На бал? – удивленно повторила Куинс, разглядывая облачение Гермионы. Та вспомнила, что все еще одета в помятое дневное платье.

– Хорошо, что никто меня не увидит. Вряд ли имеет смысл наряжаться в вечерний туалет. А если я его испорчу?!

Тонкие брови Куинс взлетели еще выше.

– Только почему вы обязательно должны его испортить? – осведомилась она с интонациями леди Уолбрук, встретившей Гриффина после ночных похождений.

Гермиона прикусила губу. Черт возьми! Пора бы научиться держать язык за зубами!

– Вовсе не обязательно. Но видите ли, очень трудно находиться среди людей, когда тебя не видят. Не хотелось бы, чтобы кто-то наступил на шлейф.

Куинс упрямо поджала губы с видом матроны, не знающей, что делать со своевольной дочерью.

Господи, она еще хуже матушки!

Гермиона продолжала одеваться, стараясь игнорировать Куинс.