Нет, рановато мне думать о смерти. Усилия не проходят даром; со второй попытки ключ полностью садится в углубление, нажав своими фигурными выступами какие-то хитрые пружины. Отлично. Но перед продолжением «волшебного» действия решаю сделать кружок вокруг заряда – разогнать застывшую кровь и согреть мышцы…

Российская Федерация; Москва – Североморск. Четырьмя месяцами ранее

На следующий день – около двенадцати часов – я сидел в салоне небольшого «конторского» самолета. Так мы называли воздушные суда, принадлежащие ФСБ. Напротив меня в таком же кресле восседал Горчаков; на диване по левую руку расположились главный конструктор «Барракуды» Петр Степанович Пирогов и один из ведущих инженеров его КБ. Чуть ближе к хвосту обосновался мой ровесник – капитан второго ранга Николай Собинов. Именно он занимался ходовыми испытаниями крохотной подлодки и должен был помочь мне в кратчайшие сроки овладеть всеми тонкостями ее управления.

Самолет взлетел из «Чкаловского» ровно в полдень. Со мной была лишь походная сумка со сменой белья, полотенцем, бритвой, зубной щеткой; парой футболок, тренировочным костюмом и домашними тапочками. А что еще мог взять с собой старый холостяк после обещанного Горчаковым «полного довольствия»? Разве что немного денег. Так, на всякий случай…

Старик нехотя листал какой-то журнальчик, прихлебывал из чашечки горячий кофе и о чем-то размышлял. Конструктор с инженером обсуждали непонятные технические штучки. Испытатель дремал. Я же просто глазел в окно, вспоминая многочисленные авиационные перелеты в период службы во «Фрегате»…

Набрав высоту и покинув зону аэродрома, «конторский» аэроплан взял курс на северо-запад. Я был прекрасно знаком с этим маршрутом. Когда предстояла операция в Норвежском, Баренцевом или Карском морях, такой же небольшой самолет всегда взлетал в «Чкаловском» и брал курс на Североморск. К моменту посадки нас уже поджидал один из военных кораблей у пирса главной военно-морской базы Северного флота.

Вот и сегодня мне предстояло повторить тот же маршрут…

По сторонам морщат землю разноцветные глубокие и широкие балки, похожие на мозговые извилины огромного масштаба. Под самолетом зеленое море без берегов и границ. Примерно через час появятся многочисленные заливы, протоки и плавни. А здесь только густая тайга. Душный кусок «ничейной земли», странной зоны отчуждения.

Одному богу известно, сколько мне довелось полетать над бескрайними просторами Советского Союза. И по делам, и в отпусках – удовольствия ради. Тогда еще не было ни досмотров, ни сканеров, ни унизительных раздеваний. Еще не убивалось время в накопителях, не существовало строгих правил перевозки оружия и боеприпасов; на провоз животных не требовалось никаких справок. Была нормальная человеческая жизнь. Стерильных доместосов пока не изобрели, и гармония человека с природой не разрушалась непонятными здоровому народу заморскими требованиями, привнесенными из цивилизованных стран.

Сибирскую или северную тайгу надо обязательно увидеть с большой высоты. И тогда потускнеют, скукожатся, сами собой сойдут на нет засаленные, трескучие заклинания профессиональных, так сказать, защитников природы. Господа, ваши тревоги о том, что человек уничтожает Землю, может, отчасти и обоснованны, но после восьмичасового полета над бескрайним, безбрежным, однообразным, утомительным таежным пейзажем начинаешь понимать: да, конечно, на огромном здоровом теле Земли иногда встречаются прыщики, язвочки, царапинки, расчесы… Однако это несущественные мелочи по сравнению с нетронутой, девственной, необъятной площадью тайги! Язвы и нарывы – это наши большие города с населением более миллиона человек. Да, для нашей планеты они являются нарывами, полными гноя. Его жители, выросшие в душной, пыльной, нездоровой атмосфере, в глаза не видели той, настоящей, непричесанной природы, куда горожанину не сунуться без флакона репеллента. Той природы, живя внутри которой люди потеют и воняют и не чувствуют себя защищенными. И которую они так пылко защищают от себе подобных. Тех краев, где нет сотовой связи, где понос лечат черемухой, а простуду – баней, где права человека изначально определяются суровостью выживания. И там, в полной гармонии с окружающим миром, живет далеко не малая часть нашего народа. И, уж точно, не худшая его часть.

Пролетаем над Белым морем. Далеко впереди виднеется береговая черта Кольского полуострова. Дикий край. Самолеты, пароходы и дирижабли тут не «ходют». Равно как и поезда. Зато красота какая!

Еще полчаса полета над огромным полуостровом, похожим на голову неведомого зверя, и среди зелено-коричневых сопок появляется закрытый военный городок, построенный для обслуживания секретного проекта «Зевс». Проект предназначен для связи с подводными лодками, находящимися на боевой службе. Возможно, и мне с борта «Барракуды» придется пользоваться его «услугами».

Наш самолет снижается. Еще минута полета над лесистыми сопками, и впереди по курсу покажется бетонная ВВП военного аэродрома. Чуть дальше будут видны кварталы однотипных пятиэтажек, образующих замысловатый рисунок кварталов и улиц. Знакомый кусочек цивилизации – Североморск.

Боже, сколько воспоминаний связано с этим крохотным городком, на две трети населенным военными моряками! Я даже приблизительно не смогу подсчитать, сколько раз с коллегами по «Фрегату» прилетал сюда для пересадки на какую-нибудь посудину, должную доставить нас в район будущей работы. Двадцать, тридцать, а может быть, и сорок.

Сам городок я знал плохо. Неудивительно. После посадки к борту самолета подкатывал автобус; мы перегружали огромные сумки со снаряжением и личными вещами, коих набиралось по три-четыре штуки на брата, и тряслись к пирсу. Там процедура перегрузки повторялась, после чего корабль или вспомогательное судно отваливало от «стенки» и пыхтело по длинному заливу к открытому морю. Таким образом, в главной флотской гавани мы практически никогда не задерживались.

Сегодня данный порядок будет нарушен. Мне не придется пересаживаться на военный корабль, заселяться в каюту и пару суток отсыпаться перед тяжелой, изнурительной работой на глубине, пока «пароход» тащится в нужный район. Сегодня нас с Горчаковым разместят на специальном судне, стоящем у «стенки». В кормовой части судна имеется нечто похожее на небольшой плавучий док. Именно в нем и скрывается чудо инженерной мысли – подводная лодка сверхмалого класса «Барракуда».

После размещения судно не отдаст швартовы, а останется у «стенки» на неопределенное время. Мы же совершим экскурсию на борт сверхмалой подлодки, где главный конструктор, инженер и испытатель проведут со мной первое ознакомительное занятие. Ну а завтра начнутся трудовые будни по изучению теории.

Все шло по заранее спланированному Горчаковым распорядку: размещение, сытный обед в кают-компании, часовой отдых. Потом мы переместились в плавучий док, где и начался цирк с конями и оркестром.

– Товарищ генерал-лейтенант, прошу прощения, но… – подбежал к нам бледный капитан третьего ранга.

– Что «но»?

– Заклинило. Верхний рубочный люк заклинило, – сбивчиво пояснил моряк.