– Юсупов зря на ветер денег не бросает. Военные должны быть довольны: шесть пассажирских мест, кондиционер. Кстати, душа моя, вы отправитесь в Украину в качестве пилота-инструктора данной машины. Думаю, среди этих украинцев пилоты тоже не дураки, но ведь нужно как-то мотивировать ваш приезд. Не студента же мединститута, в конце концов, из вас делать.

– Ха-ха, – засмеялся Лоуренс, – пилот-инструктор, это очень даже неплохо. Справлюсь.

– Вот и чудесно, батенька, вот и чудесно. – Сипягин довольно потер сухие старческие ладони. – С вами поедут два ваших знакомых болвана…

– Нет! – вздрогнул Перси. – Бумба и Гурфинкель? Сэр, только не эти клоуны!

– Эти, эти! – закивал Виктор Афанасьевич. – Клоуны будут успешно отвлекать публику и получать подзатыльники. Это у них выходит блестяще, не правда ли?

Афроамериканец только вздохнул.

– А вы займетесь делом. Вот только… Извините, этот ваш имидж…

– Имидж? – Брови Лоуренса поползли вверх. – Моя глупая негра не очень понимай…

– Именно это! – Голос старика стал серьезным. – Не переусердствуйте. Дураков, конечно, много, но… Лоуренс развел руками:

– Да, са-ар! Слушаюсь, са-ар! Глупая негра много думать, глупая негра придумать что-то…

Сипягин прищурился, глядя на развеселившегося афроа-мериканца, одобрительно качнул головой и внезапно затянул скрипучим голосом:

Всюду негры, негры, негры,

Всюду негры, господа!

А без негров жизнь плохая,

Не годится никуда…

– Никуда, – согласился Лоуренс, который уже раз за беседу демонстрируя свои белоснежные зубы. Кстати сказать, вставные.

Но это так, к слову.

– Тише, болван, ты наступил мне на голову, – огрызнулся Миша Гурфинкель, злобно отплевываясь.

Пахло в канализации так… Нет – это невозможно описать словами, это нужно слышать, вернее, нюхать. Одним словом, пахло, как в канализации.

– Угораздило же! – ругался Гурфинкель, неуклюже взбираясь вверх по ржавым железным скобам в стене вслед за своим товарищем.

Зловонная жижа внизу угрожающе бурлила, и о том, что будет, если Миша не дай Бог сорвется и упадет, думать не хотелось.

Совсем не хотелось.

– Спокойно, koresh, – прогудел сверху бас Покровского, – все будет v nature tip-top.

Русские слова Бумба, родившийся в лондонском пригороде, куда занесла нелегкая эмигрантская доля его родителей, тщательно заучивал, дабы прослыть среди приятелей настоящим otmorozkom. Правда, вворачивал он их не всегда к месту. Вот и сейчас Мише послышалось, что приятель произнес «хлюп-хлюп», и потому Гурфинкель благоразумно остановился, решив, что Бумба хочет элементарно избавиться от подельника, спихнув его вниз, и, таким образом, ограбить ювелирный магазин в гордом одиночестве.

Да, не ожидал Миша Гурфинкель такой подлянки от своей судьбы!.. Скажи ему кто полгода назад, что ему придется грабить ювелирный магазин, пробираясь по канализационной системе, он бы не поверил, рассмеявшись шутнику прямо в лицо, а то и вовсе побил бы наглого юмориста ногами. Но жизнь, как известно, любит откалывать и не такие штуки.

– Эй, ты что это там надумал? – крикнул Гурфинкель, забыв об осторожности, пристально вглядываясь вверх, где беспорядочно метался по кирпичным стенам колодца луч света от фонаря Бумбы.

Армейские ботинки пятьдесят четвертого размера застыли, припечатав ржавую скобку в метре от головы Миши. Внезапной атаки можно было не опасаться.

– Здесь люк, – пробасил сверху Покровский, – железный.

– Так открой его, – крикнул Миша.

– Не могу, заело, gavno!

Приглушенно матерясь, Гурфинкель проворно полез вверх.

– Эх… – Друзья вместе, упершись в люк головами, сдвинули тяжелую железную крышку в сторону.

– Вот что значит работать головой! – усмехнулся Бумба, пропихивая в образовавшееся отверстие свой рюкзак.

Миша, продолжая материться, выбрался из люка первым.

– Ядрен батон, – приглушенно взвыл он, – мы же вылезли не с той стороны!

– Как? – изумился Покровский, выглядывая из люка. – Этого не может быть!

– Ведь ты план разрабатывал, придурок, – зашипел Гурфинкель.

– Спокойно, bratelo, ne buzi.

Положение действительно было скверным. Вместо того чтобы выбраться из канализации во внутреннем дворе здания, в котором находился ювелирный магазин и который снаружи был неприступен, они вылезли прямо у самой витрины, соблазнительно мерцающей симпатичными брюликами.

– Идиот, – прошипел Гурфинкель, воровато озираясь.

Но на ночной улице не было ни души, если не считать за Душу серого наглого кота с откушенным правым ухом, сидящего у телефонной будки с явным намерением, судя по морде, позвонить в полицию.

– У-у-у… – Миша швырнул в животное небольшим камешком, – пшел вон.

Но кот лишь презрительно облизнулся, принявшись мыть собственные лапы.

– Давай назад, – тяжело вздохнул Бумба. – Видно, на развилке мы допустили ошибку, и надо было свернуть не влево, а вправо.

– Это ты, кретин, допустил ошибку, а не я, – продолжал огрызаться Гурфинкель. – Ты план, баранья башка, разрабатывал.

– А вот zа kozla otvetish– обиделся Бумба.

Отряхнув комбинезон, Миша осторожно приблизился к решетке, защищающей витрину магазина от грабителей. Решетка была швейцарской, как и сигнализация, но что русскому (в душе) человеку какая-то там решетка, если жрать охота?

– Эх, не облажайся мы тогда в Индии… – прошептал Миша, сжав кулаки, после чего вернулся к сидящему у открытого люка подельнику, обиженно рассматривающему умывающегося невдалеке у телефонной будки кота.

Кот по-прежнему колебался.

– Значит, так, – яростно прошептал на ухо Бумбе Гурфинкель, – в канализацию я больше не полезу, с меня хватит. Будем брать магазин лоб в лоб.

– Да ты что? – испугался Покровский. – Спятил?

– Впрочем, дело твое, – пожал плечами Миша, – можешь возвращаться в канализацию…

С этими словами Гурфинкель достал из своего рюкзака мощные советские кусачки, сделанные еще во времена холодной войны для борьбы с вражескими проволочными заграждениями.

Раздались приглушенные щелчки, и через минуту в решетке, прикрывающей витрину ювелирного магазина, зияла дыра в форме фигуры человека средней комплекции, сильно напоминающей комплекцию Миши.

– Ты че, blin, v nature? – в ужасе прошептал Бумба, но Гурфинкель уже залепил жвачкой какое-то гнездо в коробке сигнализации.

– Если хочешь что-то сделать, – приглушенно ворчал он, – делай это сам.

Переглянувшись с котом, Покровский на цыпочках подкрался к приятелю. Гурфинкель с видом матерого профессионала внимательно ощупывал толстое стекло витрины.