Мари метнула на Докки несчастный взгляд, а Елена Ивановна продолжала:

— Не понимаю, что за охота тащиться невесть куда, снимать неудобное жилье за огромные деньги, поскольку город наводнен приезжими, — и все ради нескольких балов с неотесанными офицерами.

— Не скажите-с, — глубокомысленно изрек Вольдемар. — В Вильне собирается весь цвет общества, а присутствие государя и его окружения придает особую пышность и значение всем проводимым торжествам. Ежели еще суметь особо себя проявить на глазах влиятельных людей, то польза от того может быть немалая. Кабы я мог выхлопотать себе командировку в Вильну, то — поверьте! — непременно бы осуществил. Но я требуюсь министру здесь, да-с, так что волей-неволей приходится отказываться от личных устремлений ради пользы дел государственных. И я счастлив, ma chèrie Евдокия Васильевна, — обратился он к Докки, — что вы сочли для себя возможным остаться в Петербурге. Это позволит нам проводить время в приятных беседах, наслаждаясь обществом друг друга…

Докки, нисколько не прельщенная подобной перспективой, была вынуждена ответить ему обычными любезными фразами, но после ухода визитеров в сердцах воскликнула:

— Вольдемар совершенно невыносим! Любой другой мужчина, получив отказ, давно бы оставил отвергнувшую его женщину в покое. Ты слышала: он собирается проводить со мной время в приятных беседах?! Уму непостижимо! До чего спесивый и толстокожий тип!

— Но он влюблен в тебя, — с завистью сказала Мари. — Его желание добиться от тебя взаимности весьма похвально. К тому же, насколько я понимаю, твоя мать всячески поддерживает его стремление жениться на тебе.

— Он влюблен не в меня, а в мое состояние и связи в обществе, — усмехнулась Докки. — Вольдемар хоть и глуп, но себе на уме. Он прекрасно понимает, что с его неясным происхождением и весьма скромными доходами у него нет возможности жениться на юной девице с хорошим приданым. Поэтому он и выбрал меня — вдову со средствами и с положением, рассчитывая, что я обеими руками ухвачусь за его предложение. Он был раздосадован моим отказом, но вовсе не обескуражен, считая по всему, что со временем я все же приму его руку, если он будет настойчив и последователен в своих стремлениях. Что касается моей матери, то, уверяю тебя, она до смерти боится, что я выйду замуж. Ведь тогда я должна буду прислушиваться к мнению своего супруга, которому вряд ли понравится, что приличная часть моего состояния уходит на содержание родственников.

Мари округлила глаза:

— Но она поощряет его ухаживания за тобой!

— О, она знает, как лучше всего отвратить меня от повторного замужества, — Докки скривила губы. — Стоит ей лишь поддержать моего ухажера, как я тут же дам ему отставку. И ее вполне устраивает назойливость Вольдемара: ведь пока он крутится подле меня, другие мужчины, посчитав, что я им увлечена, не станут за мной ухаживать.

— Будто она не видит, что ты и так обходишь мужчин стороной! Да об этом все говорят! Хотя я до сих пор не понимаю, почему ты отвергла князя Рогозина…

Докки устало откинула голову на спинку кресла. Упоминаниями о князе Рогозине Мари мучила ее уже полгода, не в силах понять, как кузина смогла отказаться от красавца адъютанта, который вдруг воспылал к Докки нешуточной страстью и несколько недель упорно за ней волочился. Весь свет с наслаждением взирал на представление, что устроил князь, добиваясь расположения «ледяной баронессы». Он заваливал ее дом цветами и подарками (последние она упорно возвращала), якобы случайно встречал на прогулках, оказывался кавалером на балах и не отходил от нее на приемах. Поначалу Докки было лестно его внимание, но очень скоро князь наскучил ей своими банальными комплиментами, картинно-проникновенными взорами и развязными манерами завзятого дамского угодника.

— Он не настолько мне нравился, чтобы я захотела иметь с ним какие-либо отношения, — в который раз объяснила Докки кузине. — Замуж он меня не звал, да я бы и не приняла его предложение, а вступать с ним в связь у меня не было никакого желания.

— Он так красиво за тобой ухаживал! Жениться он на тебе бы не женился, конечно, но какое-то время вы могли провести вместе. Не понимаю, что тебя останавливало. Ты вдова, к тому же бесплодна, вполне могла позволить себе некоторые вольности, — простодушно добавила Мари и, смутившись, хихикнула.

Докки неприятно кольнули слова кузины о бесплодии, на что недавно намекала и мать, говоря о неспособности дочери создать полноценную семью. Родственники утвердились в подобном мнении о Докки на том основании, что за четыре месяца замужества она так и не забеременела. Мать, брат и невестка не раз давали ей понять, что женщина, неспособная родить, — существо никчемное, не представляющее никакой ценности. Такая женщина, твердили они, не может рассчитывать на повторный брак и должна жить только интересами своей семьи.

Докки не показывала вида, что ее задевают подобные разговоры, но ей было нелегко признавать собственную ущербность. С одной стороны, она была даже рада, что не смогла понести от нелюбимого мужа, но порой ее охватывало нестерпимое желание иметь ребенка. Ребенка, которого бы она могла любить, потому что ее теперешняя жизнь — обеспеченная и внешне беззаботная — без любви была тосклива и пуста. И она скорее ожидала колкостей от матери, брата или невестки, но не от кузины, к которой была искренне привязана. Увы, Мари порой проявляла бестактность, а то и дурные манеры, на что Докки старалась не обращать внимания, дорожа дружбой с единственной из родственников, кто по-доброму к ней относился.

Мари не заметила, что задела чувства баронессы, и принялась увлеченно размышлять о шансах немолодых вдов на замужество, затем вновь вернувшись к князю Рогозину, поразившему ее воображение своей внешностью, манерами и той пылкостью, с какой он добивался расположения баронессы.

— Не понимаю, — завела свою волынку Мари, чем вынудила Докки ответить резче, чем она собиралась.

— Не люблю подобных самодовольных красавчиков, которые считают, что весь свет сошелся на них клином, — сказала она. — Князь считал, что оказал мне высокую честь, выделив меня из толпы жаждущих его внимания дам, и был уверен, что от счастья я сразу упаду в его объятия. Когда этого не произошло, задетое самолюбие заставило его добиваться моего расположения, но чем больше он меня преследовал, тем большее раздражение вызывал.

— Как может раздражать ухаживание мужчины, да еще такого молодого и красивого? — пробормотала Мари.

Докки лишь пожала плечами, подумав, что внимание мужчины приятно только при условии, что он нравится. В противном случае это не может доставить никакого удовольствия.

— Так что же ты решила насчет поездки в Вильну? — спохватилась Мари. — Или ты хочешь остаться в Петербурге, чтобы не расставаться со своими родственниками, и боишься, что monsieur Ламбург заскучает без твоего общества?

Докки засмеялась:

— Ты никак не уймешься, даже зная, что Вильна меня совсем не прельщает. Балов да приемов в избытке и в Петербурге. А от родственников и Вольдемара я с таким же успехом могу скрыться в полоцком имении.