Сила воли давала первый сбой: в желудке протяжно заурчало, усилилось слюноотделение, ноги чуть не подкосились от слабости. А в мозгу кто-то противный и жирный ласково и так задушевно зашептал: «Иди туда, иди. Брось все! Зачем тебе худеть? Всего одна плюшка с сахаром, ничего же не будет. М-м-м-м… Моя пре-е-елесть…»

Тряхнув головой, чтобы отогнать наваждение, я решительно сорвалась с места и помчалась к дому. Но запахи не сдавались: кондитерская, колбасный магазин, ларек с хот-догами – они все тянулись ко мне наглыми ароматными щупальцами из приоткрытых окон и вентиляции, расположенной у входа.

Прижав сумку к груди, я со всех ног ринулась в подъезд. Взлетела по лестнице, ворвалась в квартиру и захлопнула дверь.

Желудок уже исполнял адскую арию. Я села на диван перед телевизором, решив отвлечься от мыслей о еде.

«Гастрономический поединок», «Три с половиной повара», «Незваный ужин» – я щелкала пультом до посинения, но на каждом канале меня ждало очередное издевательское шоу: «Райская кухня», «Готовим с Ургантом», «Едим на природе»… Даже «Выбираем зеленый горошек с Андроном Тривольновым» на Первом канале встал на сторону зла, демонстрируя мне утопающие в нежном сиропе бобовые.

Меня трясло от злости, но я знала, как победить: уж киноканалы никак не могли меня подвести. Щелк! «Голодные игры»! Ну за что?..

– А у меня здесь супчик, – пропела бабуля, появляясь из кухни.

– И ты туда же, – застонала я, выключая телевизор и падая на подушки.

Я знала, что нужно просто перетерпеть. Есть по чуть-чуть, и желудок уменьшится. Но почему-то именно сейчас ужасно хотелось кричать, громить все вокруг и убить кого-нибудь, но из доступных потенциальных жертв рядом была только бабушка.

– Легкий суп: нежирная курица, морковка, зелень, – сказала она виновато.

«С хлебом! – умолял внутренний голос. – Мяса, хлеба, вермишели, картошки! Много картошки, да! Шлифануть все это булкой и тортом со сливочным кремом. Ням!» И я понеслась на кухню.

Конечно, бабушка сдалась.

– Всего один кусочек, – дрожал мой голос, когда я брала хлеб.

– Всего один, – кивала она, открывая хлебницу.

– Ложку сметанки.

– Небольшую.

– Чай? Баранку?

И понеслось…

Очень скоро на смену чувству сытости пришел стыд. «Как ты могла забыть, ради чего все это?! Колбаса! Колбаса! Жирная колбаса!» И я побежала к компьютеру, чтобы снова изучать вопросы похудения.

– Ученые пришли к выводу, – вещала тощая, как жердь, «Ютьюб»-гуру, – что если на мозг воздействовать две с половиной минуты с помощью запаха, то непременно придет насыщение.

Значит, выходит, что если две с половиной минуты нюхать в супермаркете по очереди хлеб, пирожные и окорок, то больше не захочется есть? Вау!

Вооруженная этими знаниями, на следующий же день после школы я завалилась в супермаркет. Воровато прокралась к хлебному отделу, огляделась, а затем взяла свежеиспеченный французский длинный батон, поднесла к носу и медленно втянула его аромат.

Меня моментально вштырило! Воображение рисовало изощренные способы поедания этого самого батона: с маслом, медом, сыром, джемом, шоколадной пастой. Чуть слюной весь прилавок не забрызгала. «Что там дальше?» С трудом отложила батон и взялась за булочки. Продолжая озираться по сторонам, подносила к носу плюшки, саечки, рогалики, лаваш, слойки с ветчиной, рогалики с маком. Нюхала, нюхала, нюхала…

– Всего кусочек… – прошептала я, дрожа всем телом, и приоткрыла рот.

– Дашка, ты?

От неожиданности я отбросила от себя рогалик. Передо мной стояла одноклассница Машка Сурикова. Не сказать, что мы с ней ладили или общались часто, но, по крайней мере, ни она, ни ее брат-двойняшка никогда не смеялись над моим весом. Что уже могло являться основанием для того, чтобы мы поздоровались, не передушив друг друга.

– Привет! – улыбнулась она.

Мелкая, глазищи на пол-лица, два озорных хвостика. Маша была стройной, как омар, а я рядом с ней смотрелась мешком прошлогодней картошки.

– Привет, – привычно напряглась я.

– Ты чего здесь?

– Ничего, – я замялась.

– Ясно! – Она пожала плечами. – А мы с друзьями со двора собираемся ко мне в гости. Пашка, мой брат, пиццу будет готовить, вот ищем ингредиенты. Хочешь с нами? – Девчонка улыбнулась и, похоже, довольно искренне. – В смысле в гости. На пиццу.

От двукратного повторения слова «пицца» у меня чуть не подкосились ноги.

– Нет! – выпалила я испуганно. И тут же постаралась взять себя в руки: – Нет, прости, сейчас не могу.

– Ну ладно, – как будто бы даже расстроилась она.

– Это кто? Твоя мама? – вдруг спросил подошедший незнакомый парень, взглянув на меня, и положил руку на плечо Маши.

Следом за ним подтянулись еще двое: среди них были светловолосая девочка и Машкин брат.

– Нет. – Маша покраснела, отодвигаясь от него.

– Мне пора, – буркнула я.

Развернулась и бросилась прочь. Мне хотелось провалиться сквозь землю. Хотя с таким весом… Топнешь сильнее, того и гляди, земля сама разверзнется и поглотит тебя.

Я бежала домой и ненавидела себя. Складки на моем животе тряслись, подпрыгивали и плавно опускались обратно. И вдруг… Не знаю, что произошло – озарение какое-то. А почему, собственно говоря, я должна прислушиваться к ним? Ко всем этим хамам, которые считают себя вправе решать, какой ты должна быть, чтобы нравиться им. Хочу ли я им нравиться? Или мне все равно?

И на душе сразу стало легче.

Почти вприпрыжку от радости я добежала до дома, переоделась в домашний костюм, отправилась на кухню и напекла самых вкусных в мире блинчиков – промасленных, тонких, румяных. Какое же блаженство я испытала, поедая их! Макала в сметану, в сгущенку, в растопленное сливочное масло с солью. Вот это блаженство! Вот это вкус! Не пресные овощи, не капустные листы, доводящие до изжоги, не клейстер из овсянки – вот пища богов!

Я вытерла руки и поставила чайник. Как раз в это время раздался звонок в дверь. «Бабуля», – обрадовалась я, выбегая в коридор. Дернула за ручку двери, даже масло с губ не стерла – так торопилась порадовать ее известием, что больше не худею, и… потеряла дар речи. Потому что на пороге стоял Ярик. Он с интересом посмотрел на мой фартук.

– Привет! – сказал он.

Я не могла поверить своим глазам. Ярик у двери нашей квартиры! Совсем как в детстве, когда наши мамы, точнее, его мама и моя бабушка, по очереди забирали нас из детского сада.

Я смутно помнила подробности нашей дружбы: в какие игры мы играли, оставаясь в его комнате вдвоем, какие игрушки делили на двоих, когда вместе гуляли во дворе. Но я отчетливо помнила чувство, которое рождалось у меня в душе в его присутствии, – счастье.