Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бомж пошел туда и скрылся в этих зарослях.
Сидел и смотрел оттуда на дверь магазина.
6
К восьми утра в магазин пришла девушка Кристина, сменщица Татьяны.
Вообще схема работы продавщиц в магазине была такая: «через два раза по двенадцать». Это означало: три продавщицы по очереди отрабатывали двенадцать часов. К примеру, отстоит Татьяна ночь с восьми вечера до восьми утра, потом – две напарницы, на следующий день Татьяна уже с восьми утра до восьми вечера, зато потом у нее свободны ночь и целый день. Таким образом, если не очень дрыхнуть после ночной смены, образуется, помимо работы в магазине, два полноценных трудовых дня, которые Татьяне, как мы увидим позже, очень были нужны.
Татьяна сдавала Кристине смену, доедая шоколад. Объясняла:
– Вот тут все записано – сколько, чего. Рашкин в счет долга две бутылки пива взял, Семенчукова бутылку водки, они отдают, им можно…
Кристина не смотрела в тетрадь, а, прислонившись спиной к стене, зевала и распрямляла плечи, закидывая назад руки.
– Кристина! Очнись!
– Дискотека была в ДК до четырех, – объяснила Кристина. – Два часа спала всего.
– Молодость. Здоровье, – позавидовала Татьяна.
Кристина махнула рукой:
– Да нет уже здоровья никакого, уже печень чувствую, а мне двадцать четыре всего!
– Замуж тебе надо.
– Ты была – и что? Двое детей, а муж где?
– Лучше уж никакого, чем такой, – призналась Татьяна.
Кристина отломила из руки Татьяны кусочек шоколада и сказала:
– Тоже на сладкое тянет – это не беременность?
Татьяна, осмотрев шоколад, ответила:
– Нет. На соленое обычно.
И, будто чего-то напугавшись, завернула остаток и спрятала поглубже под прилавок.
– Соленого тоже хочется, – обреченно призналась Кристина. – Провериться надо. Хорошо тебе – уже родила, отмучилась. А я чего-то так рожать боюсь!
– Говоришь, будто уже собралась. Ты реши сначала от кого.
– А какая разница? – рассмеялась Кристина. – Какой ни будет, все равно исчезнет. У меня ни одна подруга с мужем не живет!
– Национальная проблема! – вздохнула Татьяна.
– Вот именно, – согласилась Кристина.
При этом, замечу, никакой горечи не было в ее голосе, а просто констатация факта: что же делать, если оно так есть? Делать нечего.
Татьяна вышла из магазина.
Бомж увидел это, вылез из бурьяна и отправился за нею.
Магазин был на одной окраине, а жила Татьяна на противоположной, поэтому путь ее домой пролегал через центр города, который был вполне фешенебельным: большие дома, рекламные щиты, витрины магазинов. И множество машин.
Бомж, идя за Таней и явно боясь упустить ее из виду, успевал разглядывать и окружающее, причем не как человек, впервые попавший в этот город, а словно был вообще пришельцем, который удивляется самым обычным вещам. Например, его поразили люди, разговаривающие сами с собой, в пространство, то есть по мобильным телефонам. Бомж хмыкал, недоумевал, наконец подошел сзади к одной девушке, углубившейся в разговор, и прислонился ухом к ее трубке, чтоб услышать, что там такое. Девушка ойкнула, оглянулась, крикнула что-то вроде: «Идиот!» – и торопливо ушла.
Или: человек с ручной газонокосилкой (такой стригущий диск на длинной палке) обрабатывал траву возле красивого дома; из-под диска вылетали зеленые крошки, пахло замечательно, бомж остановился, любуясь процессом и вдыхая воздух (тут же, впрочем, закашлявшись), но опомнился, встревожился, отыскал взглядом Татьяну и устремился за ней.
Или: сопровождаемый двумя милицейскими машинами с мигалками, промчался чиховский мэр Тудыткин, направлявшийся в Москву; бомж сперва испугался, спрятался за угол, а потом вышел и проводил кортеж восторженным взглядом: так мальчики, еще не приученные к социальности, не испорченные классовой ненавистью, бескорыстно разглядывают красивые автомобили, не думая, честным или нечестным трудом они нажиты.
Он вообще был похож именно на мальчика, а не на психа или алкоголика, но мальчика совсем маленького, удивительным образом не знающего или не помнящего совсем простых, даже элементарных вещей. Во взгляде бомжа читалось: «Надо же, как интересно вы тут живете!» Меж тем Татьяна заметила его – как раз в тот момент, когда бомж засмотрелся на подъемный кран, длинная стрела которого величественно и плавно несла бетонную плиту; плита казалась маленькой, но при этом чувствовалось (по осторожному движению стрелы), что она массивна и тяжела. Бомж чуть не наткнулся на Татьяну.
– Мужчина, ты не нарывайся! – сказала она. – Если тебе женщина поесть дала, это ничего не значит! Уходи, чтобы я тебя не видела!
– Здравствуй! – ответил на это бомж.
– Так и будешь, пока завод не кончится? Или ты на батарейках?
Бомж улыбнулся и пожал плечами. Таня пошла дальше.
Бомж постоял и двинулся следом, соблюдая дистанцию.
7
Наконец Таня оказалась на Садовой улице, где находился ее дом – довольно большой, когда-то красивый, хоть и деревянный, с резными ставнями, с жестяным узорчатым гребнем на крыше. Но краска на ставнях и стенах облупилась, гребень проржавел, как во многих местах и сама крыша, да и дощатый забор был весь в заплатках – там жердь, там штакетина, там две-три доски горбыля.
Таня оглянулась; бомж, похоже, отвязался.
Вошла в калитку – бомж появился из-за угла.
Подошел к дому, сел у забора и застыл.
В доме было чисто, прохладно, уютно.
Толик, младший сын Татьяны десяти лет, еще спал, а старший, двенадцатилетний Костя, сидел за старым компьютером и играл в войну.
– Ты хоть ложился вообще? – спросила Татьяна.
– Угу, – ответил Костя, не глянув на нее.
– Ел?
– Угу.
Таня вышла на просторную веранду, которая была заодно летней кухней, заглянула в кастрюлю, стоявшую на плите, в тарелку на столе, накрытую другой тарелкой. Вернулась в дом.
– Ага, ел. Помешался на компьютере своем, и зачем я тебе его купила?
Она поставила перед Костей тарелку.
– Ешь!
– Мам, некогда! – взмолился Костя.
– Ешь, сказала! А то выключу! Толик проснется, пусть тоже поест. Пусть разогреет.
Говоря это, Таня смотрела на монитор компьютера, где обильно лилась кровь убиваемых врагов. И поморщилась:
– Господи, что ж ты в такой ужас играешь? Это кто в них стреляет, ты?
– Они же неживые, мам! – азартно сказал Костя. – Анимация! Крутая игра, «Десант» называется. Типа война. Американцы с фашистами.