Они добрались до люка, и Тинор, ожидая, отвела взгляд.

– Приготовься, – сказал Рон Аджайе. – Здесь иногда бывают ветры с ураганами. Хотя это короткая прогулка. Просто держись за веревку. Я буду рядом с тобой.

Джейн открыла замки, распахнула люк и отметила:

– Сейчас все не так плохо.

Им предстоял короткий прыжок вниз, а затем тридцать ярдов или около того к ближайшей структуре с точкой выхода. Может, погода сегодня и была немного благоприятней, чем обычно, но ветер все так же завывал, и у Джейн, хоть она и была готова к этому, перехватывало дыхание.

Чтобы не потеряться и не разделиться, они протянули веревку между судном и небольшой колонной лифта. Ветер мешал что-нибудь разглядеть. Джейн наклонила голову и, прищурившись, пыталась не закрывать глаза. Позади себя она услышала что-то похожее на крик, тут же поглощенный ветром, и, обернувшись, увидела, что Аджайю и Алана окутало чем-то напоминающим пурпурно-коричневый брезент. Он бешено трепетал по краям. Рон изо всех сил пытался его сбросить.

Джейн ухватилась за другой край брезента и, стараясь помочь, силилась протолкнуть его над головой. Он был из плотного материала, похожего на кожу. Наконец им удалось освободиться. На мгновение «брезент» поднял Джейн в воздух, как парашют. Рон вдруг отпустил свой край, и, прежде чем она смогла сделать то же самое, ее край скользнул по руке и вырвался, оставив после себя покраснение, боль и кусочек материала.

– Вы в порядке? – крикнула она.

Все закивали. Продвинувшись еще немного вперед, они добрались до стеклообразного строения и, пройдя через отверстие, ощутили мгновенное облегчение: ветра там не было. Остановившись, чтобы отдышаться, Джейн посмотрела на кусочек кожаного материала, который все еще сжимала в руке. На оборванных краях блестели какие-то капли. Она поднесла его к носу и понюхала. Пахло чем-то цветочным и сладким, будто бы с легкой ноткой аниса. Она перевернула обрывок и заметила, что одна сторона бледнее другой и на ней выступают толстые прожилки. Вероятно, это кусочек одного из листьев Дерева. Джейн нахмурилась и положила его в угол, чтобы забрать на обратном пути. Она не знала, каких ожидать последствий, если взять его с собой, поэтому разумнее было соблюдать осторожность. Для Плиганов Дерево, похоже, имело мистическое, почти религиозное значение. Но при этом она хотела принести кусочек на корабль, чтобы Шлеван провела его анализ.

В этом Дереве было что-то особенное.

Брай вместе с Пио исследовали океан в непосредственной близости от «Спероанкоры», с каждым разом удаляясь все дальше от корабля в том или ином направлении. Они бросались на большие волны, а затем позволяли тем себя нести, с наслаждением рассматривая все вокруг, часто останавливаясь, чтобы поохотиться за едой.

Время от времени, когда они проходили через залив, чтобы добраться до открытого океана, за ними следовало грузное морское млекопитающее. Пугливое существо просто всякий раз оставалось вне досягаемости, пока что-то не вызывало его интереса или пока оно, проголодавшись, не покидало их. Пио иногда посвящала час-другой, чтобы уговорить его приблизиться, применяя примитивные анапраксические структуры к его крошечному мозгу.

Хоть животное и не являлось достаточно разумным, чтобы вести беседу, это было интересное упражнение в межвидовой коммуникации и терпении. Пио была очень ласковой и добилась определенного прогресса: казалось, смешное животное с каждым днем становится все более смелым и немного приближается к ним. Пару раз оно даже как будто приглашало Пио поиграть, однако, когда она пыталась что-то сделать, пугливое существо исчезало. Сегодня они его еще не видели, но Брай был уверен, что Пио ищет животное взглядом. Она заметила старую рану на одном из его плавников, и это ее беспокоило. Ей казалось, что оно плавает чересчур неловко.

Первое впечатление Брая, что Пио робкая и пугливая, было далеко от истины. Все зависело от обстоятельств. Главной чертой личности Пио была доброта. Она умела отлично заботиться, но при необходимости могла быть и жестокой. Ее сознание лучилось любопытством и теплом. И Брая восхищало, что они с ней такие разные.

Пио предпочитала определенные виды рыб, и они часто искали их. Правда, не было никакой возможности узнать, как эти рыбы называются, если у них вообще имелись названия. То же было с цветом. Красное солнце Плиги в основном излучало длинные световые волны, которые не проникали в морскую глубь. В верхних слоях Пио и Брай иногда замечали рыбу яркой окраски, но чуть глубже им уже приходилось полагаться на остроту своего зрения, развитую для бездонных, темных вод какого-то далекого неведомого мира и усиленную кибернетикой и нанитами.

Здесь океан был мрачным, холодным и загадочным. Это захватывало дух и бодрило. Такие путешествия навевали воспоминания о прошлом, когда Брай наблюдал, как в научных экспедициях участвовали его сектилианские экипажи, с той разницей, что на этот раз он сам проводил исследование.

Где-то в глубине подсознания, на зверином уровне, он получал наслаждение.

Брай оставался настороже, но почти не боялся. После нескольких месяцев таких прогулок им в любом случае попадется опасный хищник. Они видели громадного зверя, всасывающего планктон, но он проигнорировал их. Он не был Разумным. А большинство остальных существ, с которыми они сталкивались, были относительно маленькими и безобидными.

Ощутив боковым зрением какое-то движение, Брай передвинул свою воронку, чтобы повернуться и посмотреть. Пио уже двигалась в этом направлении. Приблизившись, он увидел косяк ее любимой рыбы. Он застыл на месте, чтобы посмотреть – ему не хотелось ей мешать.

Пио удерживала компактную торпедообразную форму, позволяя воде медленно просачиваться через сифон, чтобы импульс подтолкнул ее к середине косяка, не подозревавшего об угрозе. Она слегка развела руки и молниеносно развернула щупальца, прежде чем рыбы даже осознали, что она среди них. Они ринулись в разные стороны; бо́льшая часть их так и не поняла, почему косяк рассыпался, их гнала овладевшая всеми паника. Огромный косяк вновь собрался неподалеку, Пио и оттуда тем же способом выловила еще несколько рыб. Она повторяла это, пока не насытилась.

Переполненная чувством сытости и удовольствия, она вернулась к нему, и они продолжили прогулку к континентальному шельфу, где Брай иногда охотился за ракообразными или гребневиками. Хотя, по правде говоря, после того как его устройства были отремонтированы, он все больше и больше полагался на свою безвкусную готовую пищу.

Каждый день, когда его одолевал голод, он боролся со своей совестью. С одной стороны, готовая еда была удобной, легкой и питательной. Это была отличная технология, упрощавшая его жизнь, энергия Брая расходовалась на мышление высокого уровня и сложные действия, которые, по-видимому, его дикие собратья не могли даже себе представить.

С другой стороны, прием этой пищи походил на покорность обстоятельствам, на предательство своего народа. Сектилианский рацион стал для него символом принудительного содержания, отсутствия личных свобод – вплоть до изгнания его собственных эмоций.