Инфион поднял голову и посмотрел туда же, куда был направлен взгляд работницы Борделя.

Впереди показалась суша, только вот выглядела она уж как-то слишком странно. Это была скорее полоска среди океана, широкая и просторная, словно часть некого архипелага.

Если подняться в воздух, настолько, чтобы корабль стал размером с хлебную крошку, можно увидеть, как этот огромный архипелаг посреди моря аппендиксом отрастает от основного материка, и закручивается на воде, как булочка-улитка. По сути — метафорическая змея, которая решила отдохнуть, завернулась спиралью, выросла до гигантских размеров и превратилась в камень. Корабль подплывал к хвосту этой условной рептилии, который соединялся с остальным отростком суши. А в том месте, где архипелаг кончался, и где должна была расположится змеиная голова, кое-что таилось. Хотя, глупо говорить, что таилось — никакой тайны это место для Инфиона, Лолли и Ромио не составляло. Нельзя же считать, условно, Париж, тайной, если вы там никогда не были, но много раз слышали.

Но загадкой это останется для нас. По крайней мере, до поры, до времени.

— То есть, ты хочешь сказать, что мы направляемся прямо к Сердцу Мира? — Инфион как-то слишком быстро лопнул мыльный пузырь тайны.

— Именно, — ухватился за обмотку разговора молодой матрос. — Даже если захотим сойти с курса, не сможем. Как только попадем внутрь спирали, течения сами вытянут нас к пункту назначения. Здорово, а?

— И как скоро мы будем там? — уточнила Лолли.

— Не знаю, — пожал плечами молодой человек. — Спросите капитана, если хотите. Но, могу сказать, что много времени этот… ээ… круиз абсолютно без контрабанды не займет.

Потоки воды, напоминающие завихрения на картине Ван Гога, подхватывали корабль и несли его вперед. Словно огромный дракон выпускал пламя, которое не обжигало, в просто толкало судно вперед, не давая сбиться с курса. Огонь этой рептилии закручивался спиралью и продолжал двигать резиновую уточку посреди огромной ванны, которую называют морем. А суша, которая уже стала видна по оба борта, казалось, двигалась гипнотическими кругами.

Матрос, явно занятый чем-то, копошился на палубе. Точнее, он лишь делал вид, что занят чем-то, стараясь быть поближе к троице. И, очевидно, очень ждал, пока сможет снова марафонцем ворваться в разговор.

Но разговора не клеилось.

Вся троица просто смотрела вдаль, на неразборчивую, размытую сушу, что простиралась вдали. Виднелись какие-то кусочки разных цветов, как на пазле, который был сделан настолько плохо, что собрать его было практически невозможно. А если кому-то это и удавалось, то картинка напоминала все и одновременно ничего.

Инфион, заметив, что юноша все копошится и копошится, решил все же обронить пару слов.

— И что это за контрабанду вы везете? — ляпнул волшебник и только потом понял, что с такого вопроса разговор начинать не стоило. Но матрос воодушевился, втянул грудь и заискрился, как бенгальский огонь.

— Я не могу сказать, — резанул юноша, при этом всей своей сущностью желая разболтать секрет. Но на первых порах матрос, видимо, решил растянуть интригу.

— Да брось, мы тут сами почти контрабанда…

Юноша на минутку задумался. Мозг перекрутил полученные слова во внутренней мясорубке, не нашел в них ничего подозрительного и приказал готовому фаршу вырваться наружу. Фаршем, собственно, были слова.

— О. Ну ладно. А мы везем, — матрос перешел на шепот, — карамель!

— Ля’Сахра? — вступила в разговор новая мелодия. Лолли крепко сжимала в руках банку крема.

— Да, его карамель! Только никому…

— А кому мы еще скажем? Тут только мы, вы, ну и, максимум, птицы…

— А вам не кажется, что корабль трясет? — Инфион вдруг напряг лицо.

— Не-а.

— И небо какое-то вдруг странное стало…

— Инфион, с тобой все хорошо? — работница Борделя посмотрела в глаза волшебника.

Тряска корабля и «странное небо» могли предвещать множество бед, которые стали бы отличными сюжетными поворотами. Например, огромное морское чудовище под кораблем, пиратов, магические помехи или что еще похуже. Любая такая ситуация значительно усложнила бы жизнь и закрутила сюжет. Но случилось неожиданное. Неожиданное с сюжетной стороны, но вполне ожидаемое с логической.

Работник Бурта грохнулся в обморок, и все вокруг погасло, как свет перед началом сеанса в кинотеатре.

Инфион открыл глаза и запаниковал, не увидев над головой неба, зато увидев потолок. С таким же успехом можно было очнуться в гробу.

Глаза постепенно привыкли к темноте, потом настроили четкость, и обстановка стала менее пугающей. Вокруг был просто трюм, заставленный ящиками, с которых глядело лицо Магната. И почему-то, в данной ситуации оно уж как-то слишком пугало.

Инфион приподнялся и понял, что лежит прямо на контрабанде. Он встал и приготовился к шатанию в разные стороны, но ноги держали крепко. Более того, волшебник чувствовал себя прекрасно. Все его существо словно умыли холодной водой — это освежало и придавало бодрости.

Работник Бурта аккуратно прошелся меж ящиков и, увидев лестницу, поднялся на палубу.

Поток свежего морского воздуха тут же пробился в грудь через ноздри, придав еще больше бодрости.

Стало как-то темновато.

Инфион подумал, что вновь теряет сознание, но самочувствие его говорило об обратном. Волшебник потер глаза. Количество света осталось неизменным.

А потом до Инфиона дошло, что наступил вечер.

Небо почернело, словно небесная ручка протекла, и эти чернила расползлись причудливыми, но неразличимыми узорами. Оно надело лунную корону, которая искрилась мягким, усыпляющим светом, и если бы свечение это пахло, то пахло бы оно мятой.

Небесное светило закутывало окружающий мир в огромный, мерцающий плащ, сотканный из тончайшего серебра. Свет падал на морскую гладь, превращал ее в сверкающее зеркало и крался. Касаясь всех предметов, он заставлял их светиться, словно пропитывая фосфором.

Звезды мерцали на небесной черноте изюминками в булочке, которые никто никогда не сможет выковырять. Они бомбардировали все вокруг маленькими, еле-заметными лучами, что сыпались на землю посыпкой для торта.

— Эй, Инфион! — Ромио появился словно из ниоткуда и, окутанный метафорической ночной магией, ринулся вперед. — Неплохо ты так спал!

— Стоп, я спал? В трюме? И вообще, почему уже ночь?

— Ну, ты упал в обморок, а потом захрапел. Мы отнесли тебя в трюм, уложили, и тоже решили подремать, но ты решил поспать как-то очень долго. А ночь…

— Я понял, спасибо.

Волшебник промотал в голове ленту прошедших событий. Вспомнил, что успел ухватить лишь пару часов дрему из-за суеты с Дворцом Удовольствий и всем вытекающим. Так что, во внезапно накинувшемся сне не было ничего удивительного — это Инфион еще раз подчеркнул жирной чертой в голове.