Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда они немного пришли в себя, Шенне попросила юношу рассказать о себе. Модэ пытался расспрашивать и её, но девушка пояснила, что её история коротка: она лисица-оборотень, увидела заложника в лагере и заинтересовалась им.
Дальнейшие расспросы лиса ласково пресекла, положив палец на губы юноши, и тот замолк, вспоминая предания. В сказках лисы иногда проникались любовью к человеческим мужчинам и покровительствовали им, даже рожали детей.
О детях Модэ не думал, но ему требовался друг, в разговоре с которым можно выплеснуть всё, что накопилось в душе, друг, который уж точно не побежит с доносом к правителю юэчжей, тот, кто поймёт и не осудит. Лиса не человек, а могущественная волшебница, перед ней не стыдно выглядеть чуточку слабее.
И Модэ рассказывал лисе о своих переживаниях, страхах и предположениях, даже о непростых отношениях с отцом, и о том, что его намерены устранить с дороги, как нежелательного наследника, соперника маленького Ушилу, за которого горой стоит его мать из сильного рода Лань, её отец, уважаемый глава рода, и многочисленные братья.
Мать самого Модэ умерла несколько лет назад, и, по слухам, её отравили. Дед Модэ по материнской линии давно погиб, а живых сыновей у него не осталось, так что на поддержку материнского рода рассчитывать не приходилось. Его нынешний глава был троюродным дядей Модэ, и тёплых отношений между ними не возникло.
* * *
Шенне слушала рассказ юноши, лёжа рядом с ним. Приподнявшись на локте, она правой рукой перебирала густые, жёсткие волосы Модэ. Юрту освещала луна, заглядывавшая в дымовое отверстие наверху, но лисе хватало и этого скудного света, ведь зрение у неё лучше человеческого.
Его волосы смолянисто-чёрные, в отличие от её кос, тёмных, но на свету отливавших рыжиной. Лису восхищало тело юноши, ладное и стройное, почти безволосое. К его широкой гладкой груди приятно прильнуть щекой, а потом нежить языком маленькие круглые соски — Модэ так забавно жмурился при этом.
Раскосые яркие карие глаза Модэ блестели, словно рысьи. Любуясь ими, Шенне присела и приглаживала большими пальцами широкие чёрные брови юноши. Он так красив и одинок, этот семнадцатилетний потомок повелителей степей. А ещё у него великое будущее, лиса это чувствовала.
Он — её шанс на возвышение среди людей, поэтому Модэ надо помочь, если, конечно, он окажется достоин. И юноша уже готов преклоняться перед ней, это льстило лисе. Решено: она останется с ним и поможет Модэ создать новую судьбу и будущее не только для себя — для целых народов.
* * *
Лиса ушла под утро, когда вконец измотанный юноша уснул. Следующий день скрасили воспоминания о прошедшей ночи, и Модэ блаженно улыбался, вводя в замешательство своих охранников.
Вечером он вновь уселся у юрты, слегка откинув дверной полог, и лиса пришла к нему. Они любили друг друга, а потом Шенне внимательно слушала Модэ, у которого на душе стало легче. Лиса утешала его, говоря, что отчаиваться не надо, теперь они вместе и найдут выход из нынешнего положения, даже если правитель юэчжей прикажет принести заложника в жертву богу войны.
Услышав об этом, Модэ вздрогнул и выругался. Он уже смирился с тем, что ему отрубят голову, но быть принесённым в жертву страшнее: человека привязывают к столбу и стреляют в него из сотен луков одновременно, так что жертва становится похожа на ежа с торчащими шипами-стрелами. Чуткая Шенне тут же отвлекла юношу поцелуем.
Несколько ночей они провели вместе, а днём Модэ не мог удержаться от улыбки, вспоминая пережитое удовольствие и предвкушая будущее. Выглядеть таким счастливым у заложника не было причин, и среди юэчжей стал ходить слух о том, что юный хунн сошёл с ума от переживаний.
Когда слух достиг ушей Кидолу, князь вечером призвал Модэ к себе на пир, задал несколько вопросов, удостоверился, что с головой у заложника всё в порядке, и на радостях отправил к нему в юрту рабыню из тех, что танцевали на пиру.
Быстро совокупившись с рабыней, ведь иначе её наказали бы, Модэ лежал без сна. В дымовом отверстии наверху виднелась луна. Нагая девушка рядом уснула. Юноша надеялся, что в эту ночь Шенне не придёт, ведь вечером его у юрты не было. Он уже дремал, когда на его обнажённое плечо легла горячая узкая ладонь и послышался голос лисы:
— Модэ, вставай! Хунну совершили набег на приграничные кочевья юэчжей. На вершинах гор уже зажигаются сторожевые огни. Ещё сюда скачут гонцы. Утром они будут здесь, и Кидолу прикажет казнить тебя.
— Шенне? Как ты узнала об этом? — Модэ тихо поднялся и начал одеваться.
— У лис есть свои способы. Не болтай, собирайся.
Одевшись, Модэ вынул нож, помедлил. Голос Шенне придал ему решимости.
— Ну что же ты? Так надо.
Зажав спящей рабыне рот, Модэ полоснул ножом по её белеющему в лунном свете горлу, стараясь, чтобы струя крови не брызнула на него. Он твердил себе, что так нужно, чтобы рабыня не подняла переполох раньше времени, но на душе всё равно было гадко: убивать беззащитную женщину недостойно. Впрочем, ему надо выжить.
Шенне торопила:
— Идём! Стражники мертвы, а вот там стоят кони. Я выбрала лучших.
Выскользнув наружу вслед за тенью Шенне, юноша огляделся. Два охранника осели мешками у костра, и Модэ забрал у них меч, лук и колчан со стрелами.
Сев на коней, беглецы выбрались из становища, чудом не попавшись на глаза страже. Наверное, здесь опять постаралась, поколдовала лиса. Она же указала Модэ, куда ехать — на вершину ближайшего сигнального холма. Разгоревшийся там костёр должен был оповестить юэчжей о набеге хунну, и важно не дать разжечь его.
Беглецы скакали по ночной степи, благо, что ярко светила полная луна, потом, оставив коней внизу, быстро поднимались на пустынный холм. На его плоской вершине суетился дежурный смотритель, раздувая занимающееся пламя.
Стрела Модэ свалила смотрителя, а подскочившая Шенне пропела заклинание на непонятном языке, и огонь погас. Теперь у них есть немного времени, ведь гонец достигнет ставки правителя юэчжей