рядом стран, с которыми взаимодействовала и Россия. Теперь стоял вопрос: что делать? К счастью не нужно было отвечать на второй извечный русский вопрос: кто виноват.

— Я правильно вас понял, Сергей Анатольевич, — медленно проговорил Голицын, — у нас есть месяц, максимум, чтобы предотвратить попадание чумы в Россию.

— На сто процентов мы не сможем закрыть Россию от чумы. Это невозможно, но мы можем минимизировать потери, отодвинув на максимум попадание чумы внутрь страны.

— Но это даст нам возможность искать пути решения этой проблемы. — Заключил Голицын. — Я понял, спасибо, Сергей Анатольевич, мне нужно многое обдумать.

Вечер того же дня.

За столом в кабинете Голицына по мимо его самого был Валентин Михайлович, министр обороны, министр здравоохранения, министр экономики и министр иностранных дел.

— Ситуация, с которой мы столкнулись, — начал разговор Голицын, — очень и очень неоднозначна и прецедентов не имеет. В Индии свирепствует лёгочная чума, мутирующая и пока не поддающаяся лечению. Смертность почти сто процентная. Но правительство Индии молчит. Тем не менее Саудовская Аравия, Эмираты и Оман закрыли свои границы для Индии. По оценки некоторых лиц, через месяц, максимум два чума будет в России. В настоящее время информация не проверена досконально, но и времени у нас нет. Если прогноз сбудется, то Россию ждёт пандемия. Принять сейчас какие-то решения мы не можем, нужно получить максимум информации по этой ситуации. Поэтому я поручаю вам, как руководителям министерств, проверить данную информацию, оценить последствия и дать свою экспертную оценку.

Через неделю на столе Голицына лежали четыре папки с проведением анализа полученной информации, рисками и путями решения. Изучив их все, Голицын пришёл к неутешительному выводу — Сергей Анатольевич был прав. Индия бьётся в агонии и чума уже шагнула за её пределы. Все прогнозы были негативные. Он поднял трубку телефона:

— Найдите Молотова.

Через час Валентин Михайлович был в кабинете Голицына.

— Мои худшие прогнозы подтвердили министры. — Сухо проговорил Голицын. — Россия в считаных днях от первых заболевших. Вся наша стратегия роста стала в своём развитии. Понимаешь, Валентин, то, что мы делали на протяжении многих лет теперь можно забыть. Поправь меня, если я не верно вижу ситуацию. Лечения сейчас нет, остановить в современных условиях миграцию чумы у нас нет возможности. Если не на прямую, то через наших торговых союзников она проникнет в Россию. Думаю, не стоит говорить к чему это приведёт. И вот теперь главный вопрос: что делать? Я вижу два решения. Первое: закрыть все границы, игнорируя интересы союзников и все обязательства, запретить любое сообщение с миром, информировать население и максимально возможно вести меры по профилактике, усилить наши войска на границах, привести армию в боевую готовность. И второе: придерживаться выбранной стратегии помощи союзникам, не изолируясь от них, но принять меры по усилению границы и профилактике в стране. В первом случае мы имеем больше шансов уберечь страну и население, но, если ситуация с чумой пойдёт на спад — мы лишимся большей части своих союзников. Ты что думаешь?

— Я не призываю тебя ни к чему, Миша. Ты лидер. Но я бы выбрал первый. У нас золота столько, что даже если ситуация переменится, мы сможем управлять долгом наших союзников. Ну или постараемся объяснить, что мы не могли рисковать ни собой, ни ими. Придумаем какую-нибудь правдоподобную историю. В любом случае их золото в залоге у нас и хоть и не будет таких же отношений, но они будут зависеть от нас. Мы не сдержим чуму. Сам знаешь это. Если она попадёт в Россию, то с нынешней плотностью населения и даже при нашей медицине, она погубит народ.

Голицын смотрел на Молотова, не моргая.

— Ты президент, Миша. И твоя забота — это Россия. А все наши союзники… были времена и когда их не было, а страна всё равно встала с колен, потому что был народ. Без народа нет страны.

Голицын устало опустил голову.

— Да, ты прав. Я тоже об этом думал много. Надеюсь потомки меня поймут.

3.

Ночь очень быстро переросла в утро следующего дня. Голицын собрал экстренное собрание всех министров. Сам он сидел во главе стола в светлом просторном кабинете. В котором совсем не чувствовал себя так же уверенно как в своём тёмном.

— Товарищи министры, — начал он свою речь, — я изучил предоставленные мне сведения, анализы и пути выхода из потенциально опасной ситуации и принял следующее решение. Оно уже направлено вам для исполнения. Во-первых, через два дня мы закрываем все границы, прерываем любое сообщение за пределами страны, только выпускаем граждан, наших граждан, пребывающих домой, помещаем на карантин в боксы. Во-вторых, усиляем по максимуму войска на границе, информируем мир о нашей самоизоляции и считаем любого, кто без разрешения приближается к нашей границе, угрозой. В действие вступает закон военного времени: уничтожать при попытке пересечь границу. И, в-третьих, нацеливаем нашу медицину на профилактику чумы среди населения, выявления заболевших лиц и их изоляцию. Ну а спецслужбам, я поручил получить сведения о развитии болезни, ситуациях в мире, а также передовых методах лечения.

Министры молчали. На их лицах были видны растерянность и страх. Страх царил во всём кабинете. Боялся и сам Голицын. Но другого выхода не было. Тут было не до дипломатии. Это уже был вопрос выживания.

На утро следующего дня телефон в кабинете Голицына обрывался. Звонили все. Все союзники требовали разъяснения, соблюдения договора, угрожали, просили, требовали. Каждому Голицын объяснял причины своего решения, убеждал поступить так же. Кто-то понимал, кто-то нет. Сначала Голицыну было стыдно и неудобно говорит всё это людям, чьи страны зависят от него, потом на смену стыду пришла злость за их непонимание всей ситуации, потом безразличие на фоне нервного переутомления. Кофе сменялось сигарой, сигара телефонным разговором, телефонный разговор — кофе. На город опустилась ночь, а в кабинете Голицына всё ещё горел свет. В кабинет зашёл Молотов.

— Не простой день, Михаил Владимирович, — он сел за стол, налил себе кофе, — мне тоже звонили сегодня все, кто мог, да и министрам тоже. Мне кажется, что день не закончится.

— Не тебе одному. — Устало проговорил Голицын. — Я и их понимаю, но ничего сделать не могу. Остаётся только ждать.

Домой Голицын приехал уже за полночь. Супруга, видя его состояние, ничего даже не стала спрашивать, и пока он принимал душ, приготовила чай с мятой и постель.

Следующее утро, как и весь день выдался нервным, с множеством звонком и неприятных разговоров. Не только в Кремле, но во всей стране повисла тревожная пауза. К счастью