Потом это стало привычным делом. Сергеева и учащенный пульс – синонимы. Не могу реагировать на нее иначе. Ее присутствие рядом всегда сводит с ума, кружит голову. Заставляет меня думать только о ней. И эти мысли не всегда приличны. Вернее, почти всегда неприличны.

В тот раз она не выдала меня, и тогда-то я точно понял, что люблю ее.

Говорят, что любовь – прекрасное чувство. Когда она приходит, радостно поет стая крылатых младенцев, взрываются гребанные фейерверки и в нос бьет острый запах ванили. Но у меня было иначе. Закинув руки за голову, я лежал на кровати, смотрел в окно, и в голове сама собой появилась простая мысль: «Я ее люблю».

Я ее люблю.

С этими мыслями долгое время я просыпался и засыпал.

Я ее хотел.

Это проклятое чувство не отпускало меня.

Я никому о нем не говорил. Все держал в себе. Боялся, что засмеют, осудят, выставят идиотом. В первую очередь – она. На остальных мне всегда было плевать, но мнение Дашки всегда было для меня важным.

Подросткам стыдно любить – до определенного возраста. Стыдно признаваться в зависимости от кого-то другого. Того, кто терпеть тебя не может.

Я молчал и делал все то же, что и всегда – обращал на себя ее внимание. Единственным способом выразить свои чувства стали «валентинки», которые я тайно присылал Дашке на четырнадцатое февраля, меняя почерк. А потом ошивался рядом, подслушивая ее разговоры с подружками. Она не догадывалась, что «валентинки» – от меня. А я радовался.

1.2

Помню, как от ее подружки Ленки я узнал о том, что ей нравится пацан, играющий на скрипке. Имя уже забыл, но вот фамилия до сих пор сохранилась в моей голове – Альтман. Он был одним из тех, кого хвалят учителя, но сверстники не берут в команды по футболу или баскетболу на физре. Худой, слабый, трусливый, со скрипкой наперевес – я не понимал, что Сергеева в нем нашла! И разозлился так сильно, что дома сломал табуретку об стену – с самоконтролем у меня в этом возрасте все было плохо. Я с трудом контролировал свои злость и ревность.

Затем я придумал план. Попросил взрослого двоюродного брата купить новую сим-карту, и решил пообщаться с Дашкой от имени Альтмана.

«Ты нравишься мне так сильно, что я не могу себя контролировать», – написал я ей. И это было правдой. Я не мог себя контролировать из-за этой кудрявой девчонки. Видел ее в короткой юбке – не мог отвести взгляда от ножек. Смотрел на губы, и само собой выходило, что в голове появлялись картинки, в которых я целую ее. А когда мы ездили всем классом в бассейн, так и вовсе с ума сходил, глядя на нее в купальнике. Правда, когда кто-то из пацанов заявил, что у Сергеевой «фигурка ничего так», я, не сдержавшись, дал ему в морду. Больше никто о ней такого не говорил. По крайней мере, не при мне.

Приближался очередной день святого Валентина. И от имени Альтмана я написал Дашке кучу «валентинок». Даже пригласил ее на свидание, и она пришла! Пришла, чем окончательно вывела меня из себя. Дашка ожидала увидеть своего Альтмана, а увидела не только его, но и меня с друзьями, ржущих, как кони в яблоках. Признаю, что это был дурацкий поступок – заставить скрипача прийти вместе с нами и выставить все так, будто мы решили поиздеваться над Сергеевой. Но в средней школе я считал, что это хорошая месть за то, что Дашка выбрала не меня, а какого-то там Альтмана.

После этого случая Дашка впервые спалила меня на контрольной по химии, в результате чего я получил «двойку». И не получил обещанный отцом новый крутой велик. А я в отместку закрыл ее в спортзале. Ушел домой, промаялся пару часов, думая, как эта идиотка там будет одна. И вернулся. Правда, опоздал – Дашку уже кто-то выпустил.

Я был на нее так зол, что даже стал сомневаться, любовь ли это. Однако совместный Новый год многое для меня прояснил. После того как я запустил в ее шкаф белую мышку, Дашка меня едва не прибила. Да еще и отец застукал за тем, как я надел себе на голову ее лифчик. Я уже думал, что мне хана. Однако попустило. И глубоко ночью из квартиры Сергеевых мы сбежали в нашу квартиру. Сидели с ногами на моей кровати в полутемной комнате, слушали, как гремят салюты, и пили шампанское, которое я стащил.

Дашка была красива. Я любовался ею, отпуская то и дело на автомате глупые и колкие шуточки. А сам думал о том, что хочу дотронуться до соблазнительной ямки у нее между ключицами. Или убрать с тонкой девичьей шеи длинные кудрявые волосы. Или лучше вообще запустить в них пальцы.

Когда в комнату заглянули родители, мы притворились спящими. А потом действительно заснули – бок о бок. Как в глубоком детстве. Я чувствовал тепло ее тела и не мог унять бешеное сердцебиение. А когда понял, что она крепко спит, приподнялся и, не сдержавшись, поцеловал ее.

Нет, поцеловал – громко сказано. Коснулся ее губ своими губами и замер. Во-первых, не знал, что делать дальше. А во-вторых, боялся, что Дашка проснется и убьет меня.

Я отстранился, разглядывая ее красивое лицо, и снова не сдержался – дотронулся все-таки до ямки между ключицами. Дашка зашевелилась, и я дико испугался, что она не спит. Однако она просто перевернулась на бок. Тогда я снова лег – к ней лицом. И сам не заметил, как заснул.

Я действительно очень ее любил.

Вместе с осознанием любви пришло понимание того, что я должен защищать Сергееву. Она же девчонка. Шумная и вредная, но все такая же слабая. А я – парень. И с легкостью могу перекинуть ее через плечо. К тому же с подачи отца я пошел на бокс, а потом, став старше, стал заниматься смешанными боевыми искусствами.

Я пообещал себе, что никогда не оставлю ее в беде. Всегда буду защищать, даже если она не будет любить меня в ответ. И я держал свое слово до последнего.

Придурки, которые пристали к ней зимним вечером после школы, урод на дискотеке, Серый… Я всегда ее защищал.

Дискотека. Ее я не ждал. Танцы меня никогда не впечатляли, да и двигаться под музыку я не умел. Куда лучше у меня получалось боксировать. Но Дашка хотела пойти, и я не мог оставить ее одну. Мало ли кто захочет прицепиться с ней?

В ночь перед этим дурацким событием Дашка мне снилась. Нет, снилась она мне часто, но впервые сон был эротическим и таким горячим – с острыми ощущениями. Почти реальными.

Я шел босиком по горячему песку и увидел ее, лежащую на берегу. Волны накатывали на ее обнаженные ноги. Солнце играло в распущенных по плечам волосах.

На Дашке была лишь рубашка – моя белая рубашка с длинными рукавами, застегнутая лишь наполовину. Она едва прикрывала бедра. И на ярком свету казалась полупрозрачной.

Я замер, глядя на нее, не зная, что делать и говорить. Просто смотрел на нее, не зная, что это сон.

«Иди ко мне», – игриво сказала Дашка, откидывая волосы на одно плечо. И я послушно опустился на влажный песок рядом с ней. Несмело провел рукой по ее щеке, спустился к шее и отдернул руку. Она рассмеялась и потянулась ко мне сама, чтобы поцеловать.