– Чтобы я больше такого не видела! Это недопустимо! – металлическим голосом выговорила она Лукреции.

И Лукреция продолжала мужественно бороться со сном. Замерев на стуле, она попыталась сосредоточиться, глядя на противоположную стену, где висел портрет дамы в голубом. Первые полчаса прошли нормально, но потом Лукреция поняла, что дама с картины ей подмигивает. С тех пор дама в голубом стала преследовать ее в каждом сне, и девушка подумала, что сходит с ума.

– Как вы можете сидеть весь день на стуле и не спать?! – недоумевала Лукреция, спрашивая у своих престарелых коллег.

– Привычка, выработанная годами! – отвечала ей Валентина Ивановна. – Ты или медитируй, или вспоминай прошлое.

– Валя! О чем ты говоришь?! – возразила ее коллега. – Это мы можем думать о прошлом, потому что жизнь прожили, а она-то молодая совсем! Что ей вспоминать? Сидит тут с нами, со старухами, вместо того чтобы с молодежью «зажигать».

– Ничего, со временем научишься спать с открытыми глазами, – «утешила» Лукрецию Валентина Ивановна.

Но Лукреция не хотела такому учиться, это уж точно.

А потом случился еще один эпизод, который и поставил точку в не очень удачной карьере Лукреции как музейного работника. Она в очередной раз заснула на рабочем месте, и тут, как назло, а может, к счастью, в ее зал пришли посетители – мамаша с детьми. Девочка подошла к Лукреции и, решив, что она тоже экспонат, дотронулась до нее. От испуга закричал и ребенок, и сама Лукреция. После этого ее с позором уволили из музея под слезы некоторых соратниц-старушек.

– Так жалко, что ты уходишь! Хоть какая-то капля свежей крови присутствовала в нашем коллективе мезозойской эры. Хоть кто-то из молодых. А теперь опять одни старушки…

Лукреция переживала, конечно, но подруга ее успокоила:

– Ничего ты и не потеряла! За такую маленькую зарплату сидеть там с этими бабками… Так и сама деградируешь.

После музея Лукреция отправилась работать в архив. Зарплата там была еще более мизерной, и ей пришлось подрабатывать, используя свое знание иностранных языков. Она занималась репетиторством с несколькими учениками, делала переводы для разных издательств, но все как-то урывками, и денег это приносило мало.

Отец Лукреции к тому времени уже умер, а мама безвылазно болела. Ничего смертельного – артрит суставов, но болезнь сильно мучила. Требовалось серьезное и дорогостоящее лечение. Почти все свои заработки Лукреция тратила на лекарства для матери, потому что дешевые лекарства ей не помогали совсем, а те, что помогали, стоили очень дорого.

Успела Лукреция и побывать замужем. Но через три года благополучно развелась из-за того, что не предполагала, что у мужчины может быть настолько крепкая печень. Потому что водку муж вливал в себя просто литрами, а больше ничего не делал. Когда они разошлись, Лукреция поняла, что сглазила и самого мужа, и его печень. Через три года после развода ее бывший муж «сгорел» от цирроза печени. У него остался старенький отец, за которым Лукреция тоже присматривала, потому что у Ивана Ивановича больше никого и не было. Она не могла бросить старика одного. Так и тянула больную мать и старого мужчину, который, в принципе, не имел к ней никакого отношения.

– Сердобольная душа, – так комментировала жизнь подруги Анна.

– Я не могу иначе, – отвечала ей Лукреция.

– Это песня такая была – «Я не могу иначе»! А ты и для себя пожить должна! Так и просидишь старой девой! – возмущалась Аня.

– Какая же я старая дева, если была замужем? – удивилась Лукреция. – Да и так еще пара мужчин была…

– Ой, да что там у тебя было?! Одно недоразумение. Три года только бутылки от своего алкоголика выгребала! Ни ребенка не родили, ничего. Считай, старая дева!

Что ни говори, но Анна была очень упряма, не переубедишь!

Помимо службы в качестве «архивной крысы», как называла ее работу Анна, Лукреция еще выступала с вечерами интересного чтения в домах престарелых, в домах инвалидов и в детских домах. Но такие выступления проходили в рамках благотворительных акций и денег не приносили.

Анна много раз звала подругу к себе в фирму по организации торжеств, юбилеев, свадеб. Но Лукреция боялась и лишь изредка подрабатывала у подруги.

Удивительно, но годы мало изменили Лукрецию внешне. Она была по-прежнему худая, и даже слишком, для своего высокого роста, несколько нескладная. Постоянно сутулилась и жутко щурилась, несмотря на очки с толстыми стеклами. И так же, как пятнадцать лет назад, носила длинные, слегка волнистые светло-русые волосы собранными в хвост.

– Почему ты не полнеешь? Сзади как девочка, – удивлялась Анна.

– Ем мало.

– Да ладно! Видела я, как ты наворачиваешь и шашлык, и торт! – не согласилась подруга.

– Значит, конституция такая, – пожала плечами Лукреция.

– Да, у тебя и мама, и папа худыми были, это точно, а у меня словно семья лошариков, – вздыхала Анна, чем смешила подругу. – Как тетя Галя? – спросила Анюта, зная, что в последнее время у мамы Лукреции были большие проблемы с локтевым суставом.

– Плохо, левая рука не разгибается и не сгибается, – ответила Лукреция. – Врач объяснил, что мы сами виноваты. Когда сустав заболел, надо было сразу делать в суставную сумку инъекцию, тогда бы не развилось сильное воспаление и не появились мощные спайки, которые и привели к тому, что рука плохо двигается.

– А теперь что? – участливо спросила Анна.

– Теперь надо делать операцию на суставе, все там разъединять, чистить и пару месяцев разрабатывать сустав.

– Так надо делать! Чего же, тетя Галя так и будет мучиться с рукой?

– Такие операции делают только в Германии, и стоит это около двух миллионов.

– Сколько?! – ахнула Анна.

– Да-да, ты не ослышалась…

Анна начала судорожно поглощать эклер.

– Надо искать деньги!

– Где искать? Сбережений у меня нет. Ничего не накопила, все же на лекарства идет. Мама так меня жалеет, что я бегаю по этим работам. Там копейку наскребу, тут копейку. И даже себе ничего позволить не могу. Она все сокрушалась, почему же такие лекарства дорогие. Вот и промолчала, когда у нее началось воспаление в суставе, чтобы сэкономить нам деньги. Думала, что так пройдет. А теперь плачет, что хотела как лучше, а получилось как всегда.

– Господи, два миллиона, два миллиона… У меня есть двести тысяч, могу еще дачу продать.

– Аня, прекрати! Не надо ничего продавать! Ты с ума сошла? Ты не обязана!

– Ты мне рот не затыкай! Я ради тети Гали готова на многое! Это не ради тебя! – сразу же встала в позицию Анна. – Итак, двести плюс дача. Но какая там дача? Хилый домик, шесть соток сорняков и от Москвы далековато! Много за такое не дадут. Пусть еще триста. Что мы имеем? Пятьсот. Надо еще где-то полтора миллиона найти!