Лишь позже турист, который следует по неведомому пути, как ходу мыслей, разобравшись в головоломке улиц на карте, узнает, как много знаний может присоединиться к случайному опыту. Я попытался смоделировать мнемонический эффект долгой прогулки, поездки на автобусе или приключений отдельного человека, чтобы создать ряд контекстов, к которым можно приложить более подробную информацию. Почти каждый историк, занимающийся историей Парижа, отмечает невозможность дать полный рассказ об этом городе, и я совершенно уверен, что показал эту невозможность даже с еще большей очевидностью. Эта книга не предназначена заменить собой аналитическую историю Парижа, некоторые великолепные образцы которой в настоящее время находятся в печати. Но она не так далека от традиционной истории, как могло бы показаться на первый взгляд. Она потребовала проведения стольких же исследований, сколько и «Открытие Франции» – книга, которая была посвящена другим 85 процентам населения; цель не состояла в том, чтобы отнестись к историческим фактам, полученным с большим трудом, как к бесформенной массе глины для лепки. Прежде всего, книга была написана ради удовольствия думать о Париже, и я надеюсь, что и читать ее будут с этой же целью. За время чтения этой книги можно будет расшифровать надпись на каждом могильном камне на кладбище Пер-Лашез, посидеть на террасе каждого кафе между площадью Этуаль и площадью Сорбонны, проехать из конца в конец по дюжине различных автобусных маршрутов или изучить каждый камень от набережной Турнель до набережной Малаке.

Каждую среду в семь часов утра летом и в восемь часов утра зимой речной пароходик отправлялся из города Оксер в путь длиной двести километров до Парижа. Особенно зимой это был самый безопасный и удобный путь из Бургундии и с юга. Чтобы проплыть по рекам Ивонн и Сена до Парижа, требовалось всего три дня, и кораблик останавливался среди шпилей и куполов в сердце старого города. Большое плоскодонное судно, выкрашенное зеленой краской и поделенное на каюты с иллюминаторами и просторное помещение со скамейками, вмещало до четырехсот пассажиров-людей и столько же животных, предназначенных для продажи на рынках, расположенных вдоль реки, или для обеденных столов в городе. На борту был камбуз, где готовили супы и рагу для тех, кто приехал без достаточных запасов провианта, а по обеим сторонам находились две уборные для тех, кто слишком много почестей воздавал виноградникам, расположенным по берегам реки.

Богатые путешественники, которые уже преодолели по суше бесчисленное количество лиг (мера длины, приблизительно равная трем милям; одна сухопутная миля – 1609 м. – Пер.), признавали это путешествие приятным приключением, как только привыкали к компании солдат, странствующих торговцев, бродячих музыкантов, монахов и крестьян и армии кормилиц, которые оставили своих младенцев дома и отправились в столицу продавать свое грудное молоко. Поэт, который совершил такое путешествие за несколько лет до начала этой истории, представлял себя на борту одного из кораблей, груженных тварями всех видов, предназначенных для заселения какой-нибудь недавно открытой заморской территории. Пассажиры, нашедшие себе тихое удобное место в этом Ноевом ковчеге за свернутыми в кольца канатами и грудами багажа, наблюдали за ландшафтом, который, казалось, проплывал мимо неподвижного судна как раскрашенные декорации. В те долгие часы безделья и медленного движения вперед в живом смешении представителей социальных слоев некоторые пассажиры ощущали внезапный прилив сил. Мужчины, которые жаждали увидеть достопримечательности Парижа и испытать репутацию парижских женщин, часто оказывались во власти чувств задолго до того, как в их поле зрения попадали башни собора Парижской Богоматери.

Среди пассажиров, которые поднялись на борт судна, отправлявшегося из Оксера утром 7 ноября 1787 г., был молодой лейтенант-артиллерист, недавно назначенный на должность в Баланс (административный центр департамента Дром. – Пер.). Ему было восемнадцать лет, и он не боялся ничего, кроме неловкой ситуации. Ему немного не хватало роста для его высоких кожаных сапог, но он был достаточно горяч, чтобы требовать немедленного удовлетворения от любого человека, который осмеливался назвать его в лицо Котом в сапогах. Инспектор его военного училища в Бриенне (город в департаменте Об. – Пер.) дал ему характеристику близкую к восхищению: «Честный и вдумчивый; поведения самого правильного; всегда отличался в математике; обладает прекрасным знанием истории и географии; недостаточно общителен; станет отличным моряком».

Будучи заядлым читателем Жан-Жака Руссо, молодой человек не оставался глух к красотам речного путешествия, но он был слишком озабочен честью своего мундира, чтобы вступать в пустые разговоры, которые помогали скоротать поездку некоторым из пассажиров. Когда его отправили в полк, расквартированный в Балансе, он один из группы молодых офицеров не воспользовался ночью в Лионе, чтобы посетить бордель. В любом случае, хоть ему и не терпелось открыть для себя Париж, его мысли были заняты более серьезными вещами.

Он только что возвратился домой в первый раз после того, как восемь лет назад уехал учиться в училище. Его отец умер, потратив несколько лет жизни и часть семейного состояния на судебные тяжбы со своими собственными родственниками. Когда молодой человек увидел вновь свой дом, он не почувствовал печали в связи со смертью отца, но когда он обнаружил, что его мать занимается домашним хозяйством, это унижение было для него как пощечина. Его семья имела законные и давние права на благородное происхождение, но правительство Франции обращалось с ее членами так, будто они были неграмотными крестьянами. Им была дана субсидия на посадку тутовых деревьев и организацию шелкового производства в их отсталом районе, но теперь, когда они уже вложили свои деньги в это дело, неизвестный служащий Короны отозвал субсидию. Так как старший брат безуспешно занимался юридической стороной этого вопроса, лейтенанту было предоставлено право вести переговоры с парижскими властями.

Путешествие по дорогам, на которых уже были видны признаки ранней зимы, от берегов Средиземного моря было долгим. Только теперь, когда он подчинился неспешному движению по реке, он начал думать о городе, который ждал его впереди.

Он уже видел Париж однажды, будучи курсантом, когда ему было пятнадцать лет; тогда он приехал туда вместе с тремя своими одноклассниками и монахом из школы в Бриенне. У них было время лишь на то, чтобы купить роман на набережной и прочитать молитву в церкви Сен-Жермен-де-Пре, прежде чем их отправили в Королевскую военную школу, учась в которой за двенадцать месяцев он не увидел в городе ничего, кроме парадного плаца на Марсовом поле. Но, разумеется, он слышал о Париже и его великолепии от членов своей семьи и коллег-офицеров. Он уже читал о его памятниках и сокровищах в исторических и географических справочниках; он изучил его оборонительные сооружения и ресурсы, как иностранный полководец, планирующий вторжение.

Он вспомнил все, о чем читал, и полуправдивые рассказы своих товарищей, когда в его поле зрения появились города-спутники Парижа – Витри и Шуази-ле-Руа, а равнина Берси начала расширяться в северном направлении. Он стоял на передней палубе, глядя вперед, как капитан корабля, молчаливый и серьезный, среди поросят и кур в корзинах и играющих у его ног детей. Он почувствовал, как судно подхватило течение зеленых вод реки Марны при ее впадении в Сену у Алфорта, и коричневая река стала широким и величественным водным путем. Отсюда были издали видны первые шпили Парижа, а глубокие воды еще не загрязнились канализационными стоками и фабриками. По реке плыли длинные плоты из сплавляемого леса, которыми управляли люди дикого вида в плащах из волчьих шкур, и судна, которые везли пассажиров и булыжник из Фонтенбло. На берегах стали появляться прачки. Молодой человек увидел обсаженную деревьями дорогу, по которой ехали экипажи, и длинные деревянные сараи, из которых подкатывали бочонки с вином из Бургундии и центра Франции к ожидавшим повозкам.